Однако и здесь тоже необходима осторожность, и едва ли правильно было бы абсолютизировать только что высказанное положение. Ведь природа полиса не исчерпывалась общинно-коллективистическими принципами; в ней, в силу этнической и классовой ограниченности гражданского общества, заключено было и другое, прямо противоположное начало — сословно-элитарное, которому гораздо больше соответствовала олигархия. Если афинская демократия была тем реальным образцом, на который более или менее равнялось социально-политическое развитие массы по крайней мере экономически развитых полисов, то для состоятельно-аристократической верхушки греческого общества идеалом всегда оставалась спартанская олигархия. В этом плане можно было бы даже говорить о некой равновеликости двух главных видов полисного государства. Во всяком случае, к концу архаического времени демократические Афины и олигархическая Спарта представлялись в глазах греков двумя одинаково сильными и жизнеспособными политическими формами, — точно так же, как к исходу собственно классического периода, к рубежу V-IV вв. до н.э., одинаково ущербными и несостоятельными оказались и их крайние проявления — радикальная демократия в Афинах и кастовая олигархия в Спарте.
Приложение. ГРЕЧЕСКИЙ ПОЛИС В ОТРАЖЕНИИ ДРЕВНЕЙШИХ ЭПИГРАФИЧЕСКИХ ДОКУМЕНТОВ
[394]Естественным традиционным основанием для реконструкции важнейших этапов и явлений античной истории служит совокупная литературная традиция древних. В частности и для суждения о рождении и формировании греческого полиса главными опорами оказываются свидетельства древних историков, в первую очередь Геродота, дополняемые данными, почерпнутыми из эпической поэзии и архаической лирики, в особенности из творений Гомера и Гесиода, из стихотворных отрывков Архилоха, Тиртея и Солона, Алкея и Феогнида, Симонида Кеосского и др. Их сведения составляют и костяк и самую плоть архаической истории.
Однако нельзя сбрасывать со счетов и данных древнейшей эпиграфической, т. е. собственно документальной традиции, сколь бы скудна и фрагментарна она ни была. Можно думать, что ее осколки могут доставить полезные иллюстрации, дополнения и коррективы к богатому массиву литературной традиции. Это убеждение опирается на плодотворную работу с эпиграфическими документами, выполняемую на протяжении вот уже ряда поколений специалистами в эпиграфике — историками и филологами. На Западе, если ограничиваться примерами из последнего (прошлого) столетия, это такие известные ученые, как В. Диттенбергер, У. фон Виламовиц-Мёллендорф, В. Эренберг, Г. Уэйд-Джери, М.Тод, Л. Джеффери, А. Грэхем, Р. Мейггс и Д. Льюис, М.Гвардуччи и др. Среди отечественных ученых выделим С. Я. Лурье, В. П. Яйленко и Ю. Г. Виноградова, также внесших существенный вклад в эпиграфические исследования, связанные с проблемой становления классической цивилизации.
Наше собственное обращение к эпиграфическим материалам греческой архаики обусловлено как естественной исторической любознательностью, желанием, в дополнение к анализу литературной традиции, подробнее ознакомиться с данными традиции эпиграфической, так и убеждением, что в этой последней можно найти важные подтверждения тем общим идеям, которые были развиты нами ранее в специальной монографии, посвященной возникновению греческого полиса.[395]
Мы пытались там обосновать правомерность взгляда — не столь уж оригинального и достаточно консервативного, высказанного ранее в полемике с адептами критического направления,[396] — что рождение греческого полиса, понимаемого как своеобразное единство города, государства и гражданской общины, относится к сравнительно раннему времени, приблизительно к рубежу IX-VIII, а не VIII-VII или даже VI-V вв. до н.э., как это упорно доказывается представителями исторической гиперкритики.[397]Мы указывали на объективные факторы и линии того исторического развития, которое в послемикенское время, в так называемую гомеровскую эпоху, или эпоху Темных веков (XII-IX вв.), привело греческий мир к подлинной исторической революции, результатом которой стало явление новой классической цивилизации. При этом мы подчеркивали большую степень исторической преемственности между микенским и классическим периодами и, соответственно, большую роль носительницы культурного континуитета — греческой аристократии, которая, выдвинув из своей среды необходимых обществу законодателей, реформаторов, ойкистов, доставила греческой архаической революции высокое рационалистическое начало.
Теперь мы собираемся подтвердить эти выводы, и прежде всего главнейший из них — о вероятном рождении греческого полиса на рубеже IX-VIII вв. до н.э., использовав эпиграфический материал. Мы следуем здесь примеру В.Эренберга, лишь несколько расширив круг привлекаемых документов в соответствии с возможностями нашего времени, располагающего новыми превосходными подборками эпиграфического материала.