С другой стороны, и формирование классического полиса совершается вполне одновременно и на основе развития античной формы рабовладения, стало быть, с самого начала как рабовладельческого государства и опять-таки как города, без которого немыслимо было бы развитие этого рабовладения. Иными словами, по нашему глубочайшему убеждению, древнегреческий полис был именно единством города, гражданской общины и государства, где развитие, по крайней мере на стадии становления, свершалось как у элементов одного организма — бок о бок и в одно историческое время.
Уже этих замечаний по поводу новейших выдвинутых нашей наукой концепций полиса довольно, чтобы показать, насколько эта проблема в самых своих существенных аспектах остается еще не решенной. Но дело не ограничивается нерешенностью отдельных важных, но все-таки частных вопросов, касающихся природы самого полиса. С концентрацией интереса вокруг этой темы в современной науке древней истории, наряду с несомненными позитивными достижениями в интерпретации античной цивилизации, явились и такие увлечения, такие крайности, которые могут исказить картину всего исторического процесса.
В самом деле, полис как теоретическое понятие, выдвинутое древней философией и вновь развитое наукой нового времени, отличается большой, можно даже сказать, безусловной определенностью в том смысле, что для авторов, трактующих о нем, при всех прочих различиях характерно представление об определяющей роли этого института в жизни античного общества. Общественная мысль древних (напомним в этой связи об Аристотеле и Цицероне) видела в полисе, городе с характерной общинно-государственной организацией, элементарное и вместе с тем совершенное воплощение общественной жизни. Наука нового времени (начиная, во всяком случае, с Фюстель де Куланжа) в стремлении своем раскрыть специфическую особенность античного общества также рано усмотрела эту особенность в своеобразном общинном, полисном быте древних. Особой глубиной и последовательностью отличается в этом отношении подход марксистской историографии: подчеркивая своеобразный общинный характер античной формы собственности, она обосновывает определяющую роль полисного начала в основе основ общественной жизни древних греков и римлян—в сфере социально-экономических отношений. Зачастую, однако, дело не ограничивается утверждением вслед взгляду, развитому К. Марксом и Ф. Энгельсом в «Немецкой идеологии», значения полиса как идеальной нормы, характерной особенно для времени становления античного общества. Широко распространено убеждение в безусловно решающем значении полисного начала в античности.[74] Мало того, обнаруживаются стремления расширить сферу действия этого начала за пределы античности и, таким образом, придать полису универсальноисторический характер (для примера можно сослаться на И. М. Дьяконова).[75]
Между тем внимательное рассмотрение истории греческого полиса наводит на мысль о прямолинейности распространенного мнения о безоговорочно определяющей и даже универсальной роли полиса в древности. Не следует забывать, что полис родился в специфических условиях послемикенской Греции (1-я половина I тыс. до н. э.). Именно особенные исторические условия, в которых протекала жизнь греческого народа в послемикенское время, обусловили и своеобразное сплетение исходных моментов, и своеобразную же поэтапность формирования полисного строя. Замечательна была уже самая комбинация тех обстоятельств и факторов, которые определили дальнейшее развитие. Вначале — гибель микенских дворцовых центров и обусловленное этим пробуждение мелких сельских общин к новой жизни. Одновременно или несколько позже — распространение железа с такими важными в перспективе последствиями, как совершенствование технической базы, индивидуализация производства, рост частного богатства, демократизация экономического и военного быта. Далее, при видимом разрыве с традициями микенского времени — известный духовный континуитет, ставший предпосылкой успешного развертывания творческого рационального духа. Наконец, соседство древних передневосточных цивилизаций, чьи достижения (например, алфавитное письмо и металлические деньги), будучи усвоены греками в начале их нового пути, значительно облегчили движение вперед.