Рождение клиники

В критике медицинской "онтологии" понятие органического страдания идет, без сомнения, куда дальше и глубже, чем понятие раздражения. Оно дополнительно содержит абстрактную концептуализацию: универсальность, которая ему позволила, все объясняя, создавать для взгляда, направленного на организм, последний экран абстракции. Понятие "страдания" органов содержит лишь идею связи органа с агентом или местом страдания, как реакции на поражение, либо как ненормального функционирования, либо как нарушающего действия пораженного элемента на другие органы. Отныне медицинский взгляд будет направлен только на пространство, заполненное формами сочетания органов. Пространство болезни, без остатка и смещения, есть то же самое, что пространство организма. Воспринимать болезнь - есть некоторый способ воспринимать тело.

Медицина болезни Исчерпала свое время; начинается медицина патологических реакций, структуры опыта, которая доминировала в XIX веке, вплоть до определенного момента XX века, так как, не без некоторой методологической модификации, медицина патогенных агентов будет под нее подогнана.

Можно оставить в стороне бесконечные дискуссии, в которых приверженцы Бруссе спорили с последними сторонниками Пинеля. Патоанатомические исследования, выполненные Пети и Серром по проблеме кишечно-брыжеечной лихорадки[456], различие, установленное Каффином между температурными симптомами и мнимыми фебрильными болезнями[457], работы Лаллеманда по острому церебральному поражению[458], и, наконец, Трактат Буйо, посвященный "так называемым летучим лихорадкам"[459], мало-помалу вывели за границу проблемы само то, что продолжало питать полемику. Она закончилась, замолкнув. Шомель, который в 1821 году подтверждал существование генерализованных лихорадок без поражения, в 1834 году совершенно признал их органическую локализацию[460]. Андрал посвятил том своей Медицинской клиники в первом издании классу лихорадок, во втором - отнес их к внутренним плевритам и плевритам нервных центров[461].

Тем не менее, вплоть до его последнего дня, Бруссе атаковали со страстью, и после смерти его дискредитация не прекратилась. По-другому и не могло быть. Бруссе не удалось бы обойти идею летучих болезней иным образом, чем посредством экстраординарно высокой цены: ему следовало перевооружить старую, столь раскритикованную идею (из-за особенностей патологической анатомии) симпатических отношений. Он должен был вернуться к галеновской концепции раздражения; он сосредоточился на патологическом монизме, напоминавшем Брауна, и снова ввел в действие, в логике своей системы, старые практики лечения. Все эти возвращения были эпистемологически необходимы, чтобы в своей чистоте появилась медицина органов, и чтобы медицинское восприятие освободилось от всех нозологических предубеждений. Но благодаря тому же факту, она рисковала затеряться разом в разнообразии феноменов и однородности процесса. Между монотонным раздражением и бесконечной яростью "кризисов страдающих органов" восприятие колеблется, прежде чем зафиксировать неизбежный порядок, где образуются все особенности: ланцет и пиявка.

Все было обоснованным в неистовых атаках, которые современники Бруссе организовывали против него. Но не все: то клинико-анатомическое восприятие, наконец обретенное в своей полноте и способное само себя контролировать, именем которого они обосновывали свои выступления против Бруссе, было обязано или по крайней мере должно было быть обязано окончательной формой равновесия его "физиологической медицине". Все у Бруссе противоречило тому, что наблюдалось в его эпоху, но он зафиксировал для своей эпохи последний элемент способа видения. Начиная с 1816 года, глаз врача мог адресоваться организму больного. Историческое и конкретное a priori нового медицинского взгляда завершило свое формирование.

Расшифровка структур лишь реабилитирует. Но поскольку в наши дни еще существуют врачи и другие специалисты, надеющиеся создать историю, сочиняя биографии, распределяя в них заслуги, - вот для них текст одного врача, который не был совсем уж невежественным: "Публикация Обзора медицинской доктрины есть одно из этих важнейших событий, летопись которых надолго сохранит память... Медицинская революция, основания которой заложил М. Бруссе в 1816 году, является, бесспорно, самой значительной из того, что медицина испытала в новые времена"[462].

Заключение

Книга, которая только что прочитана, является, наряду с другими, эссе о методе в области столь смутной, столь мало и столь плохо структурированной как история идей.