— Два бифштекса… но без крови, блинчики с мясом и два эспрессо! Счет сразу, спешим.
Официантка всплеснула руками.
— Ой… А у нас сегодня уроки танцев!
— Да, — согласился я. — Нам как раз так хочется потанцевать, так хочется, что просто свербит в одном месте, гузном называется по-латыни… Вон моя девушка умеет голой у шеста. Ах, у вас и шеста нет? Что ж вы такие консерваторы?.. Тогда еще и два бутерброда с собой.
— За наш счет? — спросила она растерянно.
— За меня женщины платят, — сказал я хвастливо. — Так что за наш.
Ингрид сердито сверкнула глазами, я прошел к барной стойке, пусть поговорит с Мещерским по закрытой связи, а когда выбрал, какие бутерброды завернуть, она еще выслушивала, кивала тихонько, а когда я сел и принялся за кофе, сказала торопливо, косясь в мою сторону орлиным глазом:
— Да-да. Все сделаем. Не беспокойтесь!
— И как? — спросил я.
— Похоже, — сказала она, — расследование затянется. Зато все сделают тщательно.
— Намек понял, — сказал я. — Жри быстрее и поехали. Ты что, не можешь как утка? Они жаб целиком глотают.
Она поморщилась.
— Ну и сравнения у тебя. Сам ты жаба… А трупы потом куда девать?
— А мы при чем? — спросил я в удивлении. — Они сами приходят уже убитыми. Да ладно, какие трупы?.. Мы же в Москве, не в Йемене каком-нибудь диком, где алибабы и басмачи… даже не знаю, почему у тебя такие дикие мысли!..
Она посмотрела косо.
— Ну да, это по йеменскому шоссе ты прошелестел на краденом байке!..
Прихватив в бумажном пакете запас бутербродов, мы заторопились на улицу, Ингрид замешкалась, все еще в сомнениях, я подошел к ее авто и в нетерпении постучал ногой в дверцу.
— Сим-сим, открой дверь!
Дверь распахнулась, Ингрид обошла с той стороны, буркнула:
— У нас говорили «Сезам». Садись, убивец. Пристегнись, теперь снова штрафуют.
— За непристегнутый? — изумился я.
— Да, — отрезала она. — И за окурки в окно. За тобой не уследишь! Ну и что, если не куришь? А окурки можешь бросать направо и налево. Ученые — народ чудаковатый, все знают, а с народом не спорят. С простым, имею в виду, не спорят. Городской бюджет снова в перерасходе, нужно пополнить. У нас Россия, а у нее все еще русский характер.
— Ничего, — пообещал я хищно, — и Россию осингулярим! Нечего ей кичиться уникальностью.
Она вздохнула.
— Как с тобой страшно…
— …жить?
Она поморщилась.
— Жить с тобой я не стала бы даже за марципаны. Даже сидеть рядом страшно.
— В кафе или где-то в другом месте?
Она фыркнула и вперила взгляд в дорогу, где надо сразу на выезде вписаться в стремительное движение проносящихся мимо большегрузных трейлеров, что сомнут и не заметят…
Глава 13
Еще подъезжая к зданию, из гаража которого красиво так выметнулись те двое байкеров, я просмотрел сети внутри и вокруг. Все привычно и обычно, за исключением одного места на верхнем этаже, где четыре комнаты защищены не только лучшими файерволами, но и двумя оригинально сконструированными программами, чья обязанность замечать любые попытки прощупать защиту, не говоря уже о попытках взлома.
Ингрид посмотрела, как я положил на колени планшет и вожу пальцем, передвигая непонятные ей символы и заменяя один другим.
— Ну что?
— Просматриваю записи, — пробормотал я. — Да, можно и вот так… только это не графика, а цифровой код… Там точно не продуктовый магазин и даже не поликлиника со свободным доступом пациентов.
— Строгий допуск?
— Чтобы войти, — сообщил я, — требуются электронные пропуска сотрудников. Сама знаешь, теперь уже не требуется носить пластиковую карточку и совать ее в щель идентификатора.
— Знаю, — отрезала она. — Видеокамера еще за сотню метров рассматривает морду, сличает с картотекой и дает двери разрешение пропустить, что создает иллюзию свободного доступа.
— Или чип идентификатора, — добавил я, — зашитый в кожу. Теперь они с маковое зернышко, хрен заметишь… Да-а, сложно. Нам не войти в их фирму. Там такие файерволы, даже не знаю. Просто неприлично…
— Почему? — потребовала она.
— Фирма простенькая, — ответил я, — секреты у них какие?.. Гроша ломаного не стоит. Да что там гроша, даже доллара, судя по вчерашнему курсу… Но когда защита, словно у нас под носом отделение ЦРУ, то гм…
— Сообщить Мещерскому? — предложила она. — Пусть все узнает, а есть здесь криминал, то…
— ГРУ насрать на криминал, — напомнил я, — ты контрразведка или хто?.. Хоть и бывшая. Криминал ловит полиция. А какая у нас полиция, уже знаем.
Она спросила с угрозой.
— Какая?
— Любой хороший полицейский, — ответил я искренне, — имею в виду, хороший профессионал, старается перейти в криминал, там платят больше. Это соответствует демократичным ценностям заботы о человеке.
— Гад ты, — сказала она в сердцах, — всегда все перевернешь!
— Чтобы лучше рассмотреть, — пояснил я. — Нельзя смотреть однобоко. Однобоко — это тоталитаризм, а видеть все, даже говно в прямой кишке, — это и есть демократия. Видеть говно — не значит не замечать кусты с прекрасными розами. Самые красивые и пышные розы растут там, где больше всего говна в земле. Это и есть демократия.
— Все равно ты гад, — сообщила она. — О некоторых вещах не говорят даже демократы.