– «Я? Сдачей?!» – теперь пришла очередь возмущаться уже мне, что я не замедлила сделать, сердито тряхнув головой – «Да там, внизу, десяток пони валяется, раскиданных мной лично! Я убежала из вражеской темницы, пробралась в стан врага и выяснила, что пока местные хлопали ушами и делили власть, враги не дремали, и спелись кое с кем из внутренних врагов! Так что теперь мне нужно придумать, как пробраться на заседание или съезд – не знаю, что там происходит точно…».
– «Плэнум».
– «Да-да, спасибо. На пленум» – закивала я головой, радуясь тому, что мне попался такой понятливый и осведомленный собеседник, но быстро поняла, что это была не самая лучшая моя идея. Сосны поплыли куда-то в сторону, промеж ушей зашумело, и мне пришлось опереться на спинку удачно подвернувшейся на дороге скамейки, чтобы не навернуться на глазах спасших меня земнопони, неслышно скользивших рядом со мной – «И мы должны предотвратить что-то нехорошее, что задумали эти негодяи. Вы знаете, я тупая кобыла, но мне почему-то показалось, что все происходящее крайне напоминает уже случившееся однажды событие, и мне кажется, что новый генеральный секретарь собрался продать город с потрохами, затеяв новую Перестройку. Я вообще не понимаю, чего ему не хватало-то? Никаким кризисом экономики не пахнет, пони добры и веселы, целеустремленно шагая в будущее… Чего вот таким вот ниспровергателям все неймется? Откуда это желание переделать все лишь для того, чтобы добиться хоть каких-нибудь перемен?!».
– «Оппортунисты. Нэгодяи. Эти деклассированные элементы стрэмятся просочиться в наши ряды, и применяют все более и более сложные способы мимикрии, выдавая сэбя то за рабочих, то за крэстьян, а иногда – даже и за ответствэнных члэнов партии и правитэльства» – почмокав трубкой, заявил неизвестный. Этот пони не спешил представляться, а мне, в общем-то, было как-то не до того, ведь в эту минуту, я лихорадочно пыталась справиться с взбунтовавшимся желудком, справедливо полагая, что моих спасителей вряд ли вдохновит созерцание исторгнутого мной завтрака – «И наша задача состоит в том, что би всэми силами бороться и с правым, и с лэвым уклоном в наших рядах, сообразуяс с трэбованиями политического момэнта. И дэлать это должен каждый из нас, будь он рабочим, врачом, крэстьянином или гэнэралиссимусом!».
– «Красиво сказано!» – прошептала я, прислонившись лбом к шершавому камню ограды. Небольшая беседка, раскинувшая каменный свод над чашей с водой, в которой, красиво блестя, купались многочисленные звезды, еще не остыла, и теплый гранит ничем не мог помочь моему разгоряченному лбу. Вздохнув, я постаралась отвлечься от шума и боли в голове – похоже, меткий удар все-таки вызвал незначительное сотрясение головного мозга, а может, это аукались старые травмы – и постаралась сосредоточиться на чем-то отстраненном. Например – на запахе табака. Как ни странно, это помогло, и спустя какое-то время, я почувствовала себя гораздо лучше, ощутив, что уже довольно долго сижу на скамейке беседки, упираясь лбом в резную, каменную ручку. Плеск воды притупил глухой шум, терзавший мой мозг, и я с удовольствием высморкалась в протянутый мне, жесткий носовой платок, густо усыпанный крошками табака, с благодарностью взглянув на присевшего рядом незнакомца, опустившего мне на плечи свою плотную, военную куртку.
– «Спасибо. Что-то я совсем расклеилась».
– «Что будэте делать тэперь?» – помолчав, поинтересовался земнопони, вопросительно глядя на меня темными, прищуренными глазами – «Как будэте искупать сваю вину?».
– «Как обычно – кррррровью!» – бледно усмехнулась я, для вящей острастки, потрясая накопытником принцессы, обнаружившимся на краю каменной чаши – «Причем не своей. Вы правы, уважаемый – нехрен им тут резвиться. Ишь, чего удумали – родину продавать!».
– «Правильно гаваришь, кабылка!» – неожиданно широко улыбнулся мой, так и оставшийся неизвестным, собеседник, блеснув из-под густых усов белоснежными, как сахар, зубами – «Правильно гаваришь! Что ж, соратники – давайте же паможем этой дастойной дочэри сваего времени совэрщить маааалэнький, но нэобходимый нам подвиг».