Рождение легиона

– «Ну хорошо. Ладно. Это разговор не о Черри. О чем же тогда пойдет речь?» – я демонстративно откинула голову и скрестила копыта на груди. У наших потомков, в отличие от Equus Ferus, суставы передних конечностей обладали дополнительной степенью свободы, позволявшей им совершать движения, недоступные обычным лошадям, и я, пусть и неосознанно, воспользовалась этим, воспроизведя этот чисто человеческий жест – «Что-то неприятное, о чем ты решил мне рассказать, периодически «разогрев» перед сообщением неприятной новости? Ты исчез на месяц, а то и больше, а теперь возвращаешься – и ставишь мне условия? Не слишком ли ты многое о себе возомнил, милый?».

Не отвечая, пегас мрачно смотрел на меня своими жуткими, как и у всех ночных стражей, глазами. Это лишь кажется, что весь антураж ночных пони – всего лишь способ выделить их из толпы. Глядя на постепенно заволакиваемую мраком фигуру с жутким, потусторонним взглядом, я внезапно поняла, для чего именно стражам нужен весь этот маскарад.

«Да, такого в темной подворотне встретишь – сама все расскажешь, лишь бы душу не губил».

– «Знаешь, милая, я думаю, нам стоит отложить этот разговор, пока мы оба не сказали того, о чем впоследствии горько пожалеем!» – внезапно заявил Графит. Не обращая внимания на мою искривившуюся мордочку, он взмахнул крыльями – и резко рванул вверх. Горящий потусторонним светом глаз мелькнул всего лишь раз, и уже через несколько мгновений, пегас скрылся в тяжелых, медленно ползущих тучах, в разрывах которых мелькала полная луна, оставив меня недоуменно таращиться ему вслед с продуваемой порывами влажного ветра крыши.

– «Графит! Графит, подожди!» – вскочив, я расправила было крылья, но неожиданно сильный порыв ветра стегнул меня по глазам десятком тяжелых капель редкого дождя, заставив зажмуриться и долго трясти головой – «Прости! Прости, слышишь?!».

Ответа не последовало. Лишь падающие с неба капли, подхватываемые резким, порывистым южным ветром, мерно шелестели по крыше дома, тяжело стуча по старой, рассохшейся черепице. Грозно рокочущий гром перекатывался и возился в темных, тяжелый тучах, с бешеной скоростью летящих над моей головой. Запутавшись в растрепавшемся шелке, я с яростью сорвала с себя и белую попону, и желтые, бесформенные рукава внезапно показавшегося мне абсолютно нелепым одеяния, и подбежала к краю крыши, испуганно глядя в скрытую от меня непогодой небесную даль.

– «Прости меня» – прошептала я, глядя в темное, закрытое тучами небо – «Пожалуйста… Прости…».

Я так до сих пор и не знаю, как я оказалась в своей комнате на втором этаже посольства. Может быть, я встретила на пути кого-то из своих подчиненных, а может и не попалась на глаза никому, но в один прекрасный момент, я обнаружила себя сидящей на постели, прижавшейся спиной к покрытой старым ковром стене. Прижав к подбородку скомканное одеяло, я незряче глядела перед собой в темноту, слушая шум бесновавшегося за окном ветра, тяжелый, мертвящий стук ледяных капель по закрытым ставням и шорох пальм, с глухим стуком ронявших на землю свои коричневые, похожие на желуди плоды. Множество мыслей крутилось у меня в голове, как хоровод, мелькая, словно блестки на сбруе карусельных лошадок, подобно рою блестящих насекомых, мешая мне сосредоточиться на главном.

«Как я могла? Тупая, эгоистичная дура! Я веду себя как мерзкая, тупая блондинка, устраивая истерики на пустом месте! Подралась, получила по морде, обидела дорогого мне пони – и все за один неполный день! Черт возьми, а ведь Хай был абсолютно прав – я веду себя в этой кентурии так, словно случайный прохожий или гость! Например, я совершенно не знаю своих бойцов. Лишь сегодня я узнала о том, что один из пегасов был в приграничье и точно знает, как там обстоят дела. Я даже не подозревала о том, что мой тессерарий – та еще лесби, или «шаловливка», как предпочитают называть друг друга эти отчаявшиеся найти себе спутника жизни кобылы, и вообще была не в курсе множества вещей, обязательных для любого командира. А то, что я устроила этой ночью своему суженному… Черт, черт, черт!».