Рождение легиона

– «Боюсь, я вынуждена согласится с твоим сыном, почтенный айль-Хаткан» – кивнула я, в то время как странное чувство дискомфорта, уже длительное время терзавшее мой хвост, начало разливаться по позвоночнику неприятным, гнетущим предчувствием беды – «Мрак, тьма, пророчества, всем хана и все такое – эти легенды встречаются у каждого народа и в своем большинстве они являются собранием общих слов, описывающих ужас перед катаклизмами и переменами. Я не хочу показаться грубой или чего хуже, смеяться над вашими преданиями, но я слышала уже много подобных легенд».

– «И тэм болэе, чито прарочиство нэ било исполнэно точно!» – подхватил ободренный моими словами молодой Угмар – «Гидэ тот эльжэрдиэн вэллам, гиде тот темни страж из прарочиства? Вот видишь, атэц – ано нэ имеет силы!».

Сидящий напротив меня дромад лишь вскинул ногу, призывая сына замолчать, и не отводил глаза от моей морды. Слова молодого багадыра ударили меня словно хлыст, заставив подскочить на подушках и уставиться на своих собеседников дикими глазами, когда мое предчувствие переросло в практически осязаемую уверенность – скоро быть беде.

– «К-какой еще… Темный Страж?».

– «Согласно легенде, на Хавру накинется посланник Лукавой, известной правоверным как Темная Кобылица» – осторожно ответил Рагум, не сводя подозрительно заблестевших глаз с моей нервно подергивающейся мордочки – «Но склонится он перед ней, почувствовав родственную душу, и поймут тогда правоверные, что пришел ихтыдер – время испытаний. Хавра и Тем…».

– «Молчи!» – вдруг выкрикнула я, вытягивая вперед правую ногу, словно стараясь дотянуться и зажать рот сидящему напротив меня верблюду. Шумно выдохнув, я зажмурилась и тихо, по слогам произнесла, клацая оскаленными зубами – «Не-на-до мне рассказывать эту легенду, ясно? НЕ-НА-ДО!».

В доме установилась звонкая, практически осязаемая тишина. Лишь неумолчный гул большого города едва слышным шумом проникал сквозь запертые ставни, да мелкие, надоедливые мухи, звеня слюдяными крылышками, залетали в прохладный зал, но тот час же улетали обратно, спасаясь от запаха благовонных ламп.

– «Мы отбили нападение, но вряд ли бы справились одни» – наконец тихо произнесла я, поднимая глаза на обеспокоенно подобравшихся верблюдов – «Мне на помощь пришел мой жених, Графит… И да, он является ночным стражем – одним из приближенных моей Госпожи. Именно тогда и началась эта страшная буря».

После сделанного мной признания, разговор не клеился, перейдя в перекидывание вежливыми, ничего не значащими фразами. Поглядывавшие друг на друга отец и сын общались в основном между собой, оставив меня неподвижно сидеть на горе подушек, задумчиво уставившись в блестящую веселыми искорками воду бассейна. Дождавшись вежливого кивка хозяина дома, несколькими хлопками копыт я позвала юную служанку, попросив ее отнести корзинку спелых фруктов моим товарищам, томившихся на солнцепеке во дворе, старательно изображая мой почетный эскорт. Наконец, наговорившись и придя к какому-то единому мнению, хозяева дома встали – и почтительно поклонившись, пригласили меня за стол.

Верблюжий обед мне понравился. Это спокойное, неторопливое действо растянулось на несколько часов, во время которых мы возлежали на мягких подушках, раскиданных вокруг большого овального стола, в центре которого красовался оазис из фруктов и вин, таящихся в узкогорлых, с изящными ручками амфорах и кувшинах. Атмосфера непринужденности, с которой возлежащий во главе стола Рагум айль-Хаткан клал в рот очередной персик или кусочек острого, белоснежного, рассыпчатого сыра, обильно сдобренного чем-то вроде укропа, подействовала и на меня, и вскоре, я отмякла и принялась поддерживать беседу, которая, как выяснилось, шла о Черной Кобылице.

– «Дромады и бактри – все они боятся нечистой, внушающей страх любому праведному» – неторопливо рассказывал Рагум, взмахом ноги приветствуя очередного гостя, входящего в большую, уютную комнату, в которой расположилась наша компания – «На востоке, двугорбые коротышки называют ее Черной Верблюдицей, дромады центральной и западной Камелу – Черной Кобылицей. Нечистая уже давно смущает праведных, подталкивая их на не всегда пристойные дела. Но в то же время, плотская любовь или тяжелая, как дикий мед, страсть – тоже ее удел, поэтому многие мои соплеменники всходят на ложе своих жен и наложниц только когда Седой Старик покидает небосклон, закрывая свой палящий, безжалостный глаз. Мы опасаемся ее, даже боимся – но все же отдаем дань тем ее дарам, без которых жизнь бы просто прекратилась».

– «Каку странный тема вы выбрал для застольная песета, о ученый Рагум айль-Хаткан» – каркающим голосом произнесла высокая верблюдица, удивленно поглядывая на мою фигурку, практически незаметную среди окружавших меня горбов – «Хоть ваш ученость и не вызываит сомнений, мой каспадин, но все же я, та и многие почтенные дромады, с радостию откликнувшиеся на ваш зоф, все же болше баимся ту, имя чие предпочитаим не произнасить».