Рождение легиона

Это было странное, волнующее ощущение. Быть может, другие кобылы лишь фыркнут при этих словах, сочтя их бреднями молодой беременной дурочки, но в тот момент я ощутила, как здорово завелась от одного только прикосновения тяжелого тела, от жаркого дыхания между своих лопаток, от горячего, пульсирующего жара, растекающегося по моему крупу. Что-то ворочалось у меня внутри, стуча, словно второе сердце, осторожно двигавшееся вперед и назад, в такт тяжело колыхающемуся животу. Застонав, я попыталась было, как раньше, податься назад, но быстро ощутила, что это была не самая лучшая мысль, и постаралась расслабиться, доверившись трудившемуся надо мной жеребцу. Пыхтя и сопя, словно паровоз, он, казалось, с трудом сдерживал себя, и каждый раз, продвинувшись чуть дальше безмолвно установленной нами границы, быстро отдергивался, ощутив, как инстинктивно сжимается моя ритмично сокращающаяся утроба, не подпуская его к сокровищу, находящемуся где-то глубоко внутри. Вперед и назад, вправо и влево – мои копыта скребли по полу, когда приподнимавший меня жеребец принялся разминать меня изнутри, заставляя изо всех сил упираться в постель передними ногами. Думаю, Кег даже не представляла себе того, как заводят жеребцов упитанные, жеребые кобылки – быть может, это был какой-то странный фетиш, присущий лишь этому виду разумных, четырехногих существ, однако я быстро убедилась, что чем дальше заходила моя беременность, тем легче распалялся мой милый, уже без всяких предварительных ласк готовый броситься на меня в любое время дня и ночи, лишь стоило его ногам поплотнее ухватить меня за круп. Двигаясь все резче и быстрее, он уже тяжело приплясывал надо мной, всерьез начав таранить мои сжимавшиеся внутренности, и мне приходилось сдерживать себя, и вместо того, чтобы расслабиться и получать удовольствие, осторожными движениями вперед и назад хоть как-то регулировать глубину проникновения распалившегося жеребца.

Наконец мы медленно приблизились к финалу. Увы, красивого одновременного оргазма, о котором так любили порассуждать в кобыльих газетах и журналах, и на этот раз у нас не получилось. Извиваясь под распалившимся мужем, я, наверное, уже во второй или третий раз запрокидывала голову, с заглушаемым черными губами писком извещая, наверное, половину уснувшего городка о том, что у «шаловливок» и просто одиноких кобыл появился еще один повод для зависти и ненависти в мой адрес, помимо надуманных обвинений из газетных статей. Потеряв голову, Графит зашипел сквозь сомкнутые зубы, и одним долгим, плавным движением раздвинул меня, врубаясь в мою содрогающуюся плоть, после чего, до боли закусив мой загривок, принялся накачивать меня жарким фонтаном своего семени, раскаленными протуберанцами облизывающего мои внутренности и взорвавшего в моей голове маленький фейерверк. Замерев, я долго ждала, пока, наконец, супруг не успокоится, и не прекратит терзать мой раскоряченный, упертый в жесткий бортик кровати круп – грохот в голове понемногу успокаивался, и ко мне возвращалась способность осознавать происходящее вокруг, а вместе с тем и ощущения от жесткого дерева, больно давившего мне на бедра, липкой, холодной влажности под хвостом и на ногах, зудящей боли в искусанном загривке. Дождавшись последнего рывка, с которым ненасытный тиран вышел из меня, я сжала глаза, попытавшись справиться с внезапно нахлынувшим смущением от забавных, чмокающих звуков, как оказалось, сопровождавших весь этот процесс, после чего, повернувшись, попыталась ускользнуть из комнаты, чтобы… Ну…

– «Эй, ты куда?» – раздался взволнованный голос Графита. Копыто жеребца ухватило меня за хвост, затаскивая обратно на кровать, где уже удобно расположился этот олух, довольный, как слон – «Слушай, что-то произошло? Я опять… Эммм… Погорячился?».

– «Да нет, просто… Все было отлично» – я неловко собрала задние ноги в кучку, тихо зверея от того, что мы лежим тут, на чистых простынях, беззастенчиво пачкая их своими копытами и прочими вещами и выделениями. И кто ж это все стирать будет, скажите мне на милость?

«Вот ты и будешь!» – подумала я, столь же резко успокаиваясь, и наплевав на все, прижимаясь спиной к тяжело дышащему жеребцу, рассеянно поглаживающему мой круп и живот. Похоже, запас умиротворения, приданный мне на курсах для беременных мамаш, подошел к концу, мое настроение вновь решило поиграть на струнах чужих нервов, и я с большим трудом нашла в себе силы прикусить свой длинный язык, так и рвавшийся у меня изо рта, чтобы сказать какую-нибудь гадость по поводу нечистоплотных, потных, вонючих, сластолюбивых…