Рождение легиона

Вот это «быстрее» нас и подвело. Озабоченная странными процессами, зародившимися в моем животе, я была далека от того, чтобы контролировать еще и телодвижения, совершаемые окружавшими меня жеребцами, и в результате мы буквально рухнули на главную площадь Понивилля, едва не врезавшись в розовую статую гарцующей на шаре земнопони, укоризненно глядевшую на нас своими каменными глазами. Хорошо, что наш дом находился недалеко от этого места, буквально на соседней улице, и вскоре я оказалась в любящих объятьях родственников, буквально сходящих с ума от беспокойства. Как оказалось, мое похищение было уже у всех на слуху, и если прочие пони не слишком-то и обратили внимание на то, что газеты уже окрестили «очередной нетрезвой выходкой печально известной кобылки С.Р.», с гораздо большим интересом обсуждая предстоящую церемонию, на которой будет провозглашен новый член королевской семьи, то мои родственники  буквально сидели на иголках, ожидая хоть каких-нибудь известий от моего мужа или принцесс. Поэтому вид моей мокрой, помятой тушки, пачкающей пол капающим из враз нагрубевшего вымени молозивом[286], был для них довольно сомнительным сюрпризом. К счастью, все разрешилось достаточно быстро – в конце концов, несмотря на появление в клубе паникующих джентельпони нового члена, по старой, и, несомненно, очень доброй традиции тотчас же рванувшего на кухню (угадайте, зачем?!), среди моих родных, ну совершенно случайно, затесались целых два врача, и уже буквально через десять минут я была доставлена в понивилльский госпиталь, где спешно разбуженная медсестра Редхарт, покачивая головой, быстро заполняла лист первичного осмотра[287].

Как выяснилось, неприятные ощущения, терзавшие мою многострадальную поясницу, были сущей ерундой по сравнению с начавшимися схватками. Вначале короткие, по несколько секунд, они ощущались как непроизвольные подергивания враз окаменевшего живота и были почти незаметны на фоне творившегося в воздухе бедлама, но уже в тиши стационара я ощутила на себе всю прелесть этих ощущений, рожденных подготовительными процессами, протекавшими в моем организме. Осматривавшая меня медсестра Тендерхарт огорошила меня заявлением о том, что это лишь цветочки, и мне придется подождать еще несколько часов, пока мое пузо, целых тринадцать месяцев только и делавшее, что лопавшее да доводившее меня своими размерами и придирками, наконец, соизволит раскачаться и приступить уже к самому важному делу в жизни любой кобылы.

К родам.

Конечно, лишь спустя какое-то время я осознала, как важно для меня было присутствие рядом любимого существа, поддерживающего меня в это ответственное и волнующее время. Сидевший в палате Графит взволнованно поглаживал меня по спине и только взволнованно кивал, периодически принимаясь метаться вслед за мной из угла в угол. Несмотря на советы сестры, ушедшей подготавливать для меня родовую, я не могла усидеть, и то начинала ворошить приготовленную для меня кровать, взбираясь на нее всеми четырьмя ногами и разгребая заботливо уложенные Грасс простыни, словно соломенную подстилку; то, бросив это дело, вновь начинала ходить от стены к стене, сердито сопя и глядя на окружающих круглыми и очень испуганными глазами. «Глядя на тебя, мне уже самому хочется родить» - прокомментировал данную ситуацию муж, за что удостоился двойного подзатыльника, от Бабули и Грасс, с беспокойством следивших за моим поведением. И если первая была эдаким добродушным островком спокойствия, шутившим с периодически заглядывавшим к нам доктором Стэйблом, то моя средняя сестра отчего-то решила включить режим мегеры и злобно шпыняла присевшего в уголке Графита, наконец сообразившего, что его присутствие лишь раздражает беспокойно бегающих по палате кобыл. Однако их короткие перепалки мне помогали, позволяя отвлечься от чувства страха, поднимавшегося откуда-то из глубины души, и только когда перед моими глазами предстала покрытая простынями каталка, на которой я должна была отправиться в малую операционную, спешно переделанную для этих целей в индивидуальный родблок, я наконец-то расплакалась, внезапно ощутив, кто все это время нагонял на меня этот непонятный, иррациональный страх.