Рождение мексиканского государства

8 марта 1822 г. президент обратился к конгрессу со специальным посланием, в котором, отмечая «решающие успехи» освободительного движения бывших испанских колоний, предлагал рассмотреть вопрос о признании их независимости. 19 марта это предложение поддержала комиссия по иностранным делам палаты представителей. Она подготовила доклад о событиях в Испанской Америке.

Обрисовав положение южноамериканских стран, авторы доклада подчеркивали, что «революция в Мексике по своему характеру и развитию несколько отличается от революции в Южной Америке, да и ее результат в смысле организации управления не совсем такой же самый. Однако независимость провозглашена «Мексиканской империей» и практически осуществлена с 24 августа прошлого года столь же твердо, как и республиками на юге; ее географическое положение, население и ресурсы являются залогом сохранения независимости, которую она провозгласила и фактически вкушает в настоящее время»^{154}. 28 марта конгресс принял решение о признании независимости испаноамериканских государств.

Однако этот акт в течение длительного времени оставался чисто номинальным, так как вашингтонское правительство, не желая вступать в конфликт с Испанией и другими европейскими державами, не спешило реализовать постановление конгресса. Правда, государственный секретарь Адамс, отвечая 23 апреля на послание Эрреры, обещал назначить посланника в Мексике, но дальше обещаний дело не пошло. После провозглашения Итурбиде императором правящие круги США явно продолжали уклоняться от установления отношений с Мексиканской империей. Вместо назначения дипломатического представителя Монро в неофициальном порядке направил туда для изучения обстановки на месте члена конгресса от штата Южная Каролина Джоэля Робертса Пойнсетта, ранее уже выполнявшего поручения в Южной Америке.

Пойнсетт приехал в Мехико в конце октября 1822 г. 3 ноября ему дал аудиенцию император, принявший его за официального представителя США. Североамериканский дипломат увидел перед собой статного мужчину в расцвете сил, немного выше среднего роста, атлетического телосложения. Его стройная фигура и безукоризненная выправка сразу выдавали кадрового военного, на щеках играл свежий румянец. Он держался подчеркнуто любезно, старался говорить вкрадчивым тоном, но это ему не очень удавалось. То и дело у него проскальзывали резкие, властные, высокомерные нотки, в поведении проявлялись скрытность и осторожность. Разговаривая, Итурбиде имел обыкновение не смотреть на собеседника, а устремлять свой взор вниз или отводить в сторону.

Император произвел на Пойнсетта крайне отрицательное впечатление. Свою очевидную неприязнь американец объяснял тем, что Итурбиде, узурпировав верховную власть, установил режим тирании и произвола. Характеризуя его моральный облик, Пойнсетт утверждал, будто даже в обществе, не отличавшемся строгой моралью, он выделялся своей аморальностью». Основанием для подобного утверждения послужили, по всей вероятности, ходившие при дворе слухи о связи императора с дочерью своей любовницы Марии Родригес — юной Антонией. Однако, быть может, в гораздо большей степени на позицию эмиссара Белого дома повлияло неосторожное замечание Итурбиде о том, что существующие в Соединенных Штатах институты не подходят к мексиканским условиям^{155}.

Пойнсетт встречался также с министром иностранных дел, членами конгресса и другими политическими деятелями. Среди них был близкий Итурбиде полковник Хуан Аскарате, которому представитель президента Монро прямо заявил, что граница, установленная американо-испанским договором 1819 г., не устраивает США, и провел на карте другую линию таким образом, что Техас, Новая Мексика, Верхняя Калифорния, часть Нижней Калифорнии, Соноры, Коауилы и Нуэво-Леона отходили к Соединенным Штатам. Хотя Пойнсетт оговорился, что является частным лицом и выражает только свое личное мнение, предпринятый им зондаж отражал агрессивные намерения экспансионистов США и подлинную цель его миссии.

По возвращении на родину (январь 1823 г.) Пойнсетт представил президенту доклад о положении в Мексике. «Я счел нежелательным, — вспоминал он потом, — установление контакта с узурпатором как в силу неустойчиввости его трона, так и по той причине, что подобного рода шаг с нашей стороны обескуражил бы республиканскую партию… и вызвал бы вражду к нам в случае ее успешной попытки свергнуть императорское правительство»^{156}. Отмечая непрочность режима Итурбиде и предсказывая его недолговечность, конгрессмен советовал воздержаться от налаживания отношений с мексиканской монархией. Но эта рекомендация несколько запоздала.