Рождение мыши

Григорий повернулся и выбежал — он весь дрожал, но у него было такое чувство, как будто где-то прорвался глубокий нарыв и вся дрянь хлынула наружу, — тоже очень больно, но и легко: впервые можно отдохнуть, подумать о другом.

Глава 4

I

Статье Григория неожиданно и крупно повезло. Как раз в это время на страницах печати шла дискуссия о роли Азии в развитии нового европейского искусства и науки, и дня через три после выхода номера журнала большие отрывки статьи с точным указанием на источник появились в центральном органе. Маленький ведомственный журнальчик, существовавший только на дотацию, никогда не удостаивался такой чести, и вокруг него забегали. Фабрика Мосфильма сколотила группку из сценариста, кудрявого режиссера в роговых очках, его ассистентки, усадила их в самолет и послала в пустыню. Самый большой еженедельник страны запланировал на осень статью на шесть колонок с фото и многокрасочную вкладку, и только Григорий этого ничего не знал. Он зарылся в пустыню и носился на виллисе по следам древних каналов, составляя карту оросительной системы XI–XV веков. Это была спешная работа, и его очень торопили. На вызов в Москву вылетела его ассистентка — Шура Крутько.

Нина прочла статью на маленькой подмосковной станции: здесь они договорились встретиться с Сергеем, но он запаздывал, и она, дожидаясь поезда, тихо гуляла по каким-то тихим перелескам. В одном месте она насобирала под елками с горстку маслят и вымазала пальцы об их клейкую желтую слизь; в другом сорвала две большие и очень душистые лисички; в третьем постояла под кустами и послушала какую-то красногрудую пташку; в четвертом разворошила концом острой туфли огромный муравейник и долго смотрела, как муравьи спасают свои похожие на крошечные египетские мумии куколки; в пятом — какая-то толстая курносая тетка с блестящим лицом продала ей бутылку парного молока, но кружки не было, и Нина стала пить прямо из горлышка, а тетка стояла, обтирая свое блестящее, как самовар, лицо пестрым передником и улыбалась.

— А вы бы туда пошли, — сказала тетка и показала на станцию. — Там армяне шашлык делают и вино есть.

— Спасибо, тетушка, — поблагодарила Нина, — я ничего не хочу, вот попила молочка и ладно! — И она протянула ей опаловую белую бутылку.

Тетка бесшумно опустила бутылку в мешок и спросила:

— Что? Ай не тутошняя?

— Нет, тетушка, я московская.

— А что ж одна?

Нина развела руками.

— Пропал куда-то мой кавалер, не идет!

— Ну, придет, — успокоила ее тетка. — А я смотрю, такая хорошая дамочка и одна, а что, мужа-то нет?

— Нет, мужа у меня сейчас нет!

— О-о! — посочувствовала тетка. — Что ж так... ай! — Она не договорила.

— Нет, с фронта не вернулся, — объяснила Нина.

— А-а! — поняла тетка. — Так, так, так! Вот у меня невестка тоже... была, так сказать, сестрицей милосердной в танковой роте, так рота на мины — и все без вести! — Она села на траву. — Такая была обходительная, такая жалостливая, меня все «мама, мама, не выходите без платка, застудитесь, мама, не хотите ли покушать?». А муж не ждет...

— Не ждет! — с интересом подхватила Нина. Тетка махнула рукой.

— Конечно, не старые времена, не в церкви венчались. Да и сын-то молодой — двадцать восемь лет парню — «у меня, мать, лета проходят» — вот ведь они как рассуждают.

В это время с горы скатился черноногий мальчишка лет восьми и заорал:

— Бабка Графена, там... — и вдруг увидел Нину и сконфуженно замолчал.

— Ну что тебе? Что? — сердито спросила тетка. Вынула из широченного кармана платок и сердито ущипнула мальчишку за нос. — Растет без отца и матери хулиганенок. Что тебе?

— Бабка Аграфена, — чинно сказал мальчишка и проглотил слюну, — тетя Клава велела молоко к поезду не выносить, а нести прямо к ней. У нее сёдни гости.

— Вот оно-то молочко-то, — язвительно сказала тетка и потрясла мешком. — Раньше-то где была твоя Клава?

— Это я выпила, — сказала Нина. — Пойди, милый, сюда. Тебя как зовут-то?

Мальчик потупился и стоял, ковыряя землю большим пальцем ноги.

— Ну иди, раз зовут, — сурово приказала тетка, глядя на мальчика любящими глазами, и провела рукой по его волосам. — И здесь репьи! Это уж с ребятами. Вот ведь какой неслух стал! Отца не слушает, матерю не помнит.

— Помню матерю, — обиженно буркнул мальчик. Нина подошла, обняла его за спину и наклонилась над ним.

— Тебя как звать-то?

— Васька.

— А что это у тебя в кулаке, Васенька?

— Морской жук! Да не трогайте, убежит.

— Где же ты его достал, милый?

Мальчишка молчал.

— Господи, да в болоте же! — горестно воскликнула тетка. — С утра до вечера они чухаются там, как поросята, — вон все ноги в цыпках.