Рождение Новгородской республики

— Как же он узнал? — промелькнула мысль, за ней другая: — Или есть правда в молве о волхвах, видящих то, что неведомо другим? Но чтобы ни значило, надо сказать правду — недомолвки только погубят веру ко мне. Чем тогда закончится — понять не трудно, в лучшем случае стану изгоем.

Рассказывал долго, отвечая еще на вопросы ошеломленного от услышанного волхва. Тот, похоже, сам поразился, веря и не веря пришельцу из другого мира, но живое доказательство, стоявшее перед ним, убеждало больше слов. Они оба уже устали от столь диковинных откровений, каждому надо было прийти в себя. Волхв отпустил со словами: — Приходи, Варяжко, завтра поутру, тогда и обдумаем, как с тобой быть.

Встретились еще дважды, уже не перегружая свой разум, как в первый раз. Вели более спокойные разговоры, настороженность между ними растопилась, когда убедились в добрых помыслах — зла против другого никто не таил. Заходила речь и о той истории, что происходила с Русью в прежнем мире пришельца. Варяжко рассказал о братоубийственной войне сыновей Святослава, княжении Владимира, насильственном крещении им русичей в православную веру и поругании нынешних богов. О том, что подвигло в этом мире пойти другим путем, умолчал — не без основания полагал, что его вмешательство не во всем вызовет одобрение жреца. Да тот и не допытывался, его больше заняло ниспровержение богов Владимиром и гонения против поборников исконной веры, судя по тому, как он надолго задумался после рассказа о них.

Душевную маяту Варяжко волхв излечил скоро — взяв того за руки, минуту сидел с закрытыми глазами, а потом изрек кротко:

— Мир теперь в твоем сердце. Но скажу, что оно у тебя ранимое и может вновь лишить покоя. Дам совет — обрети веру в провидение богов, она даст крепость духа в пору сомнений и терзаний.

В последующем молодой тысяцкий еще не раз вел разговоры с волхвом, обсуждал с ним непростые вопросы о племенных отношениях и противоречиях, объединению северных народов, о том же князе Владимире, постепенно набирающим силу и восстанавливающим утерянную было власть на землях русских. Видел жреца и при исполнении службы в храме на одном из главных праздников — Коловороте или Купалы с обрядом очищения огнем и водой от болезней и невзгод. Служба проходила красочно и радостно, с венками цветов, хороводом и песнями, люди несли богам свои дары и требы — зерно, блины, мёд, орехи. Странно, но почему-то в голову Варяжко приходили мысли о других обрядах, далеко не таких добрых. Самому не приходилось на них бывать, но слышал от других — с кровавыми жертвами, даже человеческими.

Как рассказывали люди, лет десять назад после засухи наступил страшный голод, от него умирали самые слабые — дети и старики. Тогда в жертву приносили петухов и овец, а после и младенцев, чтобы умилостивить богов на спасение рода. Были ли те рассказы правдой или слухами, не знал наверняка, но склонялся верить им. Дикости еще в народе хватало, от суеверий до реальных дел, тех, что он видел своими глазами — в жестокости к побежденному врагу, пренебрежении к чужой жизни и слабым. И не в вере человека суть — язычник он или христианин, а в его природе. Здесь выживает сильнейший, сам инстинкт самосохранения вынуждает быть жестоким к другим — эту истину пришлось познавать самому Варяжко уже в течении шести лет, но больше умом, чем душой — она все еще не смогла смириться.

В конце лета вновь пришлось выступить с войском в поход, теперь на Северные земли. К ним пришла беда, с которой сами не справились и призвали помощь. Главы союза ради жизни — своей и родичей, попрали гордыню и послали в Новгород важных людей с просьбой принять под свое крыло и отбить ворога, пришедшего на их землю. От моря по Нарве заявились норманны, к ним присоединились эсты и битые в прошлом году ливы. Они уже заняли все Причудье и Копорье, подступили к Пскову и Изборску. По сведениям гонцов, во вражеском войске больше двух тысячи воинов, из них треть составили викинги, по сути те же варяги, только обзывают себя так. Они и несли наибольшую опасность, сейчас всей своей дружиной налегли на Псков. Сколько он продержится — неизвестно, но посланцы просили идти скорее на помощь, едва не валяясь в ногах.

Народ Новгорода на вече дружным криком выразил согласие принять Северные земли и дать им защиту от иноземного ворога. Только городские власти не спешили отправлять войско, собирали все силы на своих землях. Тому имелась причина — собственные новгородские полки после битвы с варягами еще не восстановились в полной мере, хотя и набрали воинов до прежнего состава из воев-ополченцев и бывших пленных. Но они только начали выучку нужному бою со всеми премудростями и хитростями, что им давали выжившие ветераны, так что о более-менее сносной готовности не могло быть и речи и отправлять их в бой с грозным противником без поддержки остальных полков никто не собирался. Да и имелась у новгородских мужей своя корысть не торопиться — чем сильнее намнут бока вольнодумцам, тем сговорчивее станут, не будут впредь перечить.