Помещичьи, дворцовые, монастырские крестьяне верили в справедливость верховных властей, в «доброту» царей и цариц, были убеждены в том, что все несправедливости, горести и беды обусловлены дурными качествами их непосредственных властей, жестокостью и алчностью их господ. Жаловались в Сенат и Синод, пытались вручить челобитные в руки императрице. Крестьяне верили в то, что их жалобы будут рассмотрены, а законные требования удовлетворены. Подавая свои челобитные, они были твердо убеждены, что они правы и добьются правды. И дело было не только в том, что правда, по мнению крестьян, была на их стороне, потому что это была именно их, крестьянская правда. Они твердо верили в то, что выступают в интересах всего государства. В этом сказывалась, пусть еще неясно сформулированная, но овладевавшая умами крестьян, мысль о том, что именно они являются основой государства.
Свои челобитные крестьяне рассматривали как акты, направленные не только на улучшение собственного положения, но и на поправление дел государства. Поэтому своих владельцев и управителей, чиновников и вельмож они рассматривали как противников не только своих собственных, но и самого государства. Единственным, кто может им помочь осуществить их крестьянскую правду, был, по их мнению, царь, который должен быть заинтересован в благополучии крестьянства, ибо оно — «дело государственное».
Поэтому к подаче челобитных относились как к большому, серьезному, ответственному делу. Для выработки челобитных собирались всем «миром», избирали «лучших людей» из своей же среды. Искали грамотея и нередко сыскивали его среди самих крестьян. Собираясь «всем миром», «учиняли присягу», целовали крест, клялись друг друга не выдавать, «всем стоять за одно». Собирались «мирские деньги», которые вручались челобитчикам. Челобитчики, особо доверенные лица крестьянского мира, направлялись в Москву или в Петербург.
Не так легко было пробиться в «первопрестольную» Москву или в Петербург. Челобитчиков ловили и «власть предержащие», и приказчики, на них устраивались засады. Приходилось идти кружным путем, пробираться лесом, болотами, оврагами. В столице надо было где-то приискать кров, найти «верных людей» (ими нередко были крестьяне-отходчики, часто даже земляки), «сыскать писчиков», установить связь с пославшими их крестьянами.
Нелегко жилось в столице «мирским выборным», «мирским челобитчикам». Их разыскивали власти, им угрожали всякими карами. Вынужденные скрываться, они списывались с пославшими их, информировали о своих успехах (редко) и неудачах (гораздо чаще), просили денег на оплату писцов, подкуп чиновников, просто на «прожитье».
С точки зрения властей, челобитчики — «заводчики», «пущие злодеи», достойные, как и составители и переписчики челобитных, кнута и плетей, а их жалобы — «предерзости», «пасквили».
Преследование челобитчиков со стороны правительства становилось все более ожесточенным. 5 сентября 1765 г. Сенат издал указ о наказании крестьянина Васильева за подачу челобитной Екатерине II. Уже в этом указе большая часть текста заключает в себе общие рассуждения о порядке подачи челобитных, который де нарушается «невеждами». Логическим итогом борьбы с потоком челобитных, заваливших Сенат и Синод, явился указ от 22 августа 1767 г. «О бытии помещичьим людям и крестьянам в повиновении и послушании у своих помещиков и о неподавании челобитен в собственные ее величества руки», в категорической форме подтвердивший указы, данные ранее по этому поводу. Указ требовал от крестьян беспрекословного повиновения помещикам и запрещал жалобы на них, приравнивая жалобы к «изветам», т. е. ложным доносам, обвиняющим в государственной измене. Но прекратить подачу челобитных было невозможно.
Содержание челобитных многообразно. Монастырские крестьяне жаловались на обременительные повинности, высокий оброк, на замену старых натуральных повинностей денежным оброком, на притеснение со стороны игуменов, жестокие телесные наказания. В челобитных на своих господ помещичьи крестьяне жаловались на тяжелые барщинные работы, на произвол приказчиков, побои и притеснения. Приписные и заводские крестьяне жалуются на чрезвычайную эксплуатацию, снижение расценок, рост «уроков», расстройство и упадок их собственного хозяйства, на бедственное положение, переселение на заводы, насилие и произвол заводских властей.
Часто в челобитных встречаются требования о возвращении к старому хозяину, ибо, как рассуждали крестьяне, если при старом жилось плохо, то уж от нового, как показывал опыт, лучшего нельзя было ждать.
Все чаще в челобитных начинает звучать лейтмотив перестать быть помещичьими и заводскими и стать государственными крестьянами. «Желают быть государственными» и приписные, и переселенные на заводы крестьяне, и переселенцы-украинцы, помнившие о казацком прошлом отцов и дедов, и монастырские, и даже частновладельческие, помещичьи крестьяне. Все чаще последние стараются убедить власти в том, что они «не Шереметевы», «не Воронцовские», а «государевы», «государственные волостные».