Рождение новой России

Действительно, господство олигархов означало бы ослабление России как единого государства, ослабление единого руководства и единого управления, в чем была ее сила, превращение ее в государство типа Речи Посполитой Польской, шляхетской республики, где вечно враждующие между собой можновладные паны превратили страну в некий конгломерат воеводств, в страну вечных рокошей, элекций, бескоролевья, liberum veto и прочих особенностей политического устройства, которые дали возможность появиться известной поговорке: «Польша стоит беспорядком». Этот порядок был лучшим средством для разрушения Польши и привел к тому, что аристократы погубили Польшу[53]. Между тем самодержавие как форма организации государственной власти несравненно больше обеспечивало прогрессивное развитие и усиление военной мощи страны.

Глубоко был прав А. С. Пушкин, когда в своих «Заметках по русской истории XVIII века», говоря о событиях 1730 г., не сочувствует «борению аристократии с деспотизмом», утверждая, что победа «аристократии» привела бы Россию к «чудовищному феодализму» и способствовала бы сохранению крепостного права. Он писал: «Если бы гордые замыслы Долгоруких и проч. совершились, то владельцы душ, сильные своими правами, всеми силами затруднили бы или даже вовсе уничтожили способы освобождения людей крепостного состояния, ограничили б число дворян и заградили б для прочих сословий путь к достижению должностей и почестей государственных».

Характерно, что политические убеждения «верховников» в значительной мере представляли собой результат ознакомления их с устройством государственных учреждений и сословий за рубежом. С одной стороны, они тяготели к старине, хорошо знали свои родословные, уходившие ко временам Рюрика и Гедимина, ревниво составляли «Бархатную книгу», занося в нее родословные росписи бояр, как это делал В. Д. Долгорукий, гордились делами своих отцов, дедов и прадедов, третировавших «рабо-царя» Бориса Годунова, «обиравших» на престол на Земском соборе первого Романова, подавлявших восстания Степана Разина и Кондратия Булавина; с другой — они совсем не собирались вновь заходить «стопно», в горлатных шапках, отпускать бороды, заседать в боярской думе. Они были уже приобщены к «чужебесию». Князь Яков Федорович Долгорукий, знаменитый «правдолюбец», человек консервативных убеждений и ярый враг многих новшеств, изучал в Швеции государственное устройство, законодательство и историю. Его брат, Григорий, восемнадцать лет был послом в Польше и нагляделся польских аристократических порядков. Дмитрий Михайлович Голицын замечательно сочетал в себе любовь к родной московской старине, к старинным русским обычаям с европейским образованием, с сознанием того, что реформы неизбежны, как неизбежно введение наук и новых политических порядков. Человек бывалый и многоопытный, он был типичным аристократом и сторонником аристократического образа правления. Не случайно в селе Архангельском он собрал большую библиотеку, в которой немаловажное место занимали книги по истории шведской и английской аристократии.

Все это нашло отражение в «кондициях», в проекте Д. М. Голицына. Таким образом, представители старинных русских боярских фамилий — «верховники» не отворачивались от «заморского», если оно помогало им претворять в жизнь свои олигархические замыслы. Не случайно Англия все время внимательно следила за успехами и неудачами «старорусской партии», как англичане называли Голицыных, Долгоруких и их окружение, стремясь, и не без пользы для себя (достаточно вспомнить экономическую политику «верховников»), опереться на нее и извлечь из этих связей все возможное.

Если без новшеств не обойтись, так уж лучше брать пример с аристократии Англии, Швеции и Польши, чем, как Петр I, окружать себя «худородными» дворянами, устраивать «фамилиярите» с иноземными негоциантами и шкиперами, бомбардирами и плотниками.

Аристократический дух «верховников», их неверие в русский народ, игнорирование и презрение не только к людям «породы самой подлой», «ниже шляхетства», но и к «худородным» дворянам — все это и продиктовало политику «верховников», во всем направленную по линии наименьшего сопротивления. С. М. Соловьев совершенно справедливо писал: «Люди, оставленные России Петром, не имели его веры в способности русского народа, в возможность для него пройти трудную школу, испугались этой трудности и отступили назад… Программа преобразователя показалась слишком обширна; на первый раз отступили от нее».

Какие же события происходили в оставленном двором Петербурге? Оставленная на попечение Бурхарда Христофора Миниха невская столица, естественно, перестала быть центром политической и общественной жизни империи. Экс-столица жила «малыми делами». То Миних устраивал иллюминацию, то показывал «весы без стрелки». А город хирел. Разъезжалось шляхетство, торговля в петербургском порту нарушалась, отпускались мастеровые-строители, свирепствовала полиция, под предлогом борьбы с «корчемством» хватая правых и виноватых, вымогая взятки.