Рождение новой России

Чем же было обусловлено засилье немцев при дворе Анны Ивановны, рост их влияния на политическую жизнь страны? Сказалась та неразборчивость в деле приглашения иноземцев на службу в Россию и то отношение к «заморскому», которое характеризует Петра I. «Кашица», по образному выражению А. К. Толстого, «заваренная» государем Петром Алексеевичем из «заморских круп», оказалась и «солона», и «крутенька», и вот пришлось ее расхлебывать «детушкам». Пока был жив Петр I, Миних копал Ладожский канал, а Остерман скрипел пером в Иностранной коллегии и неплохо выполнял поручения императора. Когда Петр скончался, сдерживающее начало отпало, верхушка дворянства уже привыкла смотреть на иноземное как на отличное, превосходящее свое, отечественное, русское, а на иностранцев — как на людей всесведущих. Сказалось и стремление знати «послабить», «облегчить», «уволить» — пусть немцы трудятся в коллегиях и канцеляриях, пишут бумаги, записки и т. д. Надо «отдохнуть» от треволнений и энергичной деятельности петровской поры. Немаловажное значение имело и то обстоятельство, что внутри господствующего класса дворянства шла борьба между «верховниками» и шляхетством. Ею и воспользовались иностранцы для того, чтобы влиять на правительственные круги и использовать государственную машину в личных целях. «Если бы мы все, русские, меж собою любовь хранили и содержали, то ничего бы у нас иноземцы сделать не могли», — подчеркивал кабинет-министр Анны Артемий Петрович Волынский. «Нам, русским, хлеба не надо; мы друг друга едим и тем сыты бываем», — говаривал он.

Вот почему, по образному выражению Ключевского, «немцы посыпались в Россию, точно сор из дырявого мешка, облепили двор, обсели престол, забирались на все доходные места в управлении. Этот сбродный налет состоял из „клеотур“ двух сильных патронов, „канальи курляндца“, умевшего только разыскивать породистых собак, как отзывались о Бироне, и другого канальи, лифляндца, подмастерья и даже конкурента Бирону в фаворе, графа Левенвольда, обер-шталмейстера, человека лживого, страстного игрока и взяточника. При разгульном дворе, то и дело увеселяемом блестящими празднествами, какие мастерил другой Левенвольд, обер-гофмаршал, перещеголявший злокачественностью и своего брата, вся эта стая кормилась досыта и веселилась до упаду на доимочные деньги, выколачиваемые из народа».

Гвардия и шляхетство могли скоро убедиться в том, что они жестоко просчитались. Вновь созданный Измайловский гвардейский полк, названный так по любимому подмосковному селу императрицы Измайлову, попал под командование не Михаила Михайловича Голицына, навербовавшего в него 2 тыс. солдат из украинской шляхты, а обер-шталмейстера Левенвольда, который стал его полковником. Подполковником в Измайловский полк был назначен наемник-профессионал, шотландец Кейт, перешедший в русскую армию из испанской. Офицеров набирали «из лифляндцев, эстляндцев и курляндцев и прочих наций иноземцев». Ни один русский дворянин в первое время существования полка не попал даже в его солдаты. Таков был Измайловский гвардейский полк, своими «светлицами» (казармами), домами и службами занявший целый район Петербурга с его Измайловским проспектом и улицами-ротами. То же самое имело место и при создании конной гвардии, в офицерских квартирах и «светлицах» которой, построенных у Смольного, слышалась не столько русская, сколько немецкая речь. В Кадетском корпусе более четверти учеников были все те же вездесущие лифляндские и эстляндские немцы, а учебные занятия характеризовались тем, что русскому языку обучалось 18 человек, а немецкому — 237, многие кадеты знали польскую и всеобщую историю «до короля Магнуса», а русскую историю знал… один кадет (!). Указ о сокращении службы дворян остался на бумаге.

Содержание двора Анны Ивановны обходилось в огромную по тем временам сумму — в 2 млн. рублей золотом в год. Для сравнения отметим, что на содержание Академии наук и Адмиралтейской академии тратилось 47 тыс. рублей в год, а на Медицинскую канцелярию — 16 тыс. Безумная роскошь при дворе, когда балы сменялись маскарадами, маскарады иллюминациями, иллюминации снова балами и т. п., требовала колоссальных затрат от дворян, которые были «приняты ко двору». «Машкарадное платье всегда переменялось», нужны были драгоценности, наряды, парфюмерия, все это стоило денег, и очень больших.

Для того чтобы не ударить лицом в грязь, нужно было шить роскошные платья, держать лошадей, заказывать дорогие кареты. Приходилось продавать и закладывать деревеньки. И дворянство вздыхало, вспоминая простоту и скромность двора Петра Великого.