Рождение новой России

Даже рождение в 1690 г. сына Алексея не могло примирить мужа с женой. Петр все чаще убегал из дома туда, в Кукуй, где не пахло ладаном, не шарахались в сторону от его быстрых шагов тени юродивых да странниц, где не царила мертвящая тоска кремлевских покоев, где было весело, светло, лилось вино и гремела музыка. Через Лефорта, в доме которого он научился «с дамами иноземными обходиться, и амур первый начал быть», Петр и попал в горницу к красавице Анне Монс, дочери виноторговца.

С этого времени «непрестанная бытность его величества началась быть в слободе Немецкой не токмо днем, но и ночевать, как у Лефорта, так и по другим домам, а особливо у Анны Монсовны. И многие купцы англенские и голландские… пришли в его величества крайнюю милость».

Петр бывал на всех свадьбах и похоронах, на всех балах и увеселениях обитателей Немецкой слободы. Банкеты, пиры и прочие увеселения не проходили без участия молодого «царя московитов». Если первое появление в Кукуе царя Петра испугало обитателей слободы, то в дальнейшем его фигура стала для них настолько привычной, что когда Петр почему-либо отсутствовал на празднестве, все чувствовали, что чего-то недостает.

Петр начал учиться «экзерциции и языку голландскому» у «мастера того языку Андрея Виниуса», а также верховой езде, фехтованию, танцам.

Вскоре для своих «утех» Петр избрал дом Лефорта в Немецкой слободе, а когда тот оказался мал, Петр пристроил к нему большой зал и роскошно обставил его. Здесь-то, совершенно не стесняясь, и гуляла «кумпания» Петра, обученная иноземному «политесу» «дебошаном французским» Лефортом, принесшим привычки и нравы своей родной Женевы в Москву. Здесь началось, как пишет Куракин, «дебошство, пьянство так: велико, что невозможно описать».

Прошло некоторое время, и возникли «всешутейший собор» и «неусыпаемая обитель» дураков и шутов. Под видом мистерий Бахусу задумана была веселая, бесшабашная, варварски грубая пародия на «католицкую» церковь и на «папу римского», а затем и на православную церковь и патриарха. Первым «патриархом» «всешутейшего собора» был Матвей Филимонович Нарышкин, «муж глупый, старый и пьяный», а когда в 1692 г. он умер, его место занял Никита Моисеевич Зотов — «всешутейший отец Иоанникит, Пресбургский, Кукуйский и Всеяузский патриарх». В этой роли старый учитель Петра пребывал до самой своей кончины, последовавшей в 1717 г.

«Собор», имевший своим центром Пресбург, «потешную фортецию» на Яузе, кутил и гулял и по слободе, и по Москве, вызывая подчас не столько смех, сколько страх и негодование богомольной столицы.

Во время этих шествий из дома в дом, маскарадов, святок, в которых нередко принимало участие несколько сотен пьяных людей, «игра» была такая «трудная, что многие к тем дням приготовлялись как бы к смерти», а многим она стоила здоровья и даже жизни. И вполне естественно, что боярская Москва с замиранием сердца следила за своим царем: вернет ли ему бог рассудок, пойдет ли он по пути отца и деда или навсегда собьется с дороги? И куда повернет этот «пьянчужка-царь», «царь Кукуйский» свято-русскую землю и матушку-Москву, кто знает!

Едва ли кто-нибудь из зрителей этих забав мог понимать, что нарушение царем «чина» и «благолепия», обряда и обычаев московского двора, сопровождавшееся установлением живых и непосредственных связей со многими нужными Петру людьми, несет в себе ростки чего-то нового, еще неясного, но свежего, только залитого «ренским» и мальвазией да заглушенного музыкой оркестров Немецкой слободы.

Петр сбился с пути, царя «приворожила» «окаянная Монсиха», ничему хорошему не быть, если царь сидит больше в слободе, чем в отцовском дворце! Так говорили на Москве, и говорили даже те, кто спустя некоторое время наденет иноземный кафтан и башмаки, обучится «политесу» и «како писать комплименты разные», кое-как усвоит новые порядки и понесется вприпрыжку за размашисто и быстро шагающим вперед Петром.

За бокалом романеи в доме Лефорта или Монса Петр узнавал то, о чем никогда бы не узнал толком в покоях своего царского дворца в Москве. Он слышал об Англии и Голландии из уст самих англичан и голландцев, и слышал не заученные официальные фразы во время аудиенций, начинавшихся установленными «по здорову ли?», а подробные рассказы о странах заморских, о дипломатии европейских правителей, о воинском их искусстве, о городах и гаванях, науках и ремеслах, жизни и быте, нравах и порядках европейских держав. Он слышал споры на политические и религиозные темы, привык к многоязычию и веротерпимости Немецкой слободы, где мирно уживались католики, лютеране, кальвинисты (в дальнейшем это приведет к тому, что Петр найдет общий язык даже с такими далекими его натуре людьми, как квакеры), вникал, и не без успеха, в прения о науках и ремеслах. Так царь знакомился с Европой пока что в Немецкой слободе. Позднее он увидит ее, эту Европу, в натуре.

Но близость Петра к «Кукую», это «фамилиарите» с пестрым населением Немецкой слободы имели и отрицательную сторону.