Читаем Рождение новой России полностью

Классовая борьба крестьян во всех формах и проявлениях побуждала наиболее умных, дальновидных и прозорливых представителей господствующего класса искать средств для ее предупреждения. Прежде всего их интересовала проблема изыскания действенных мер против массового бегства крестьян. И если большинство тех, кому этим вопросом надлежало ведать, считало панацеей крутые меры и жестокие наказания, то находились люди, гораздо глубже вникавшие в дело. А. Бутурлин, ведавший пограничными форпостами, долженствующими удерживать поток беглых, устремлявшихся в Польшу, в записке 1735 г. указывал, что единственный способ задержать беглых или вернуть их из-за рубежа, это «подать сбавить».

О «бессовестных помещиках», непомерно отягощающих своих крестьян, говорил обер-прокурор Сената времен «бироновщины» А. Маслов, считавший нужным установить норму оброка и барщины и этим прекратить бегство крестьян.

Не принадлежавший к дворянской России, но пытавшийся излечить ее недуги, в том числе и такой, как множество «живых покойников», как называл он беглых крестьян, Ломоносов считал нужным требовать от помещика «поступать с кротостию» с крестьянами.

В 60-х годах XVIII в. представители общественно-политической мысли в России и передовой, прогрессивной, и реакционной ставят крестьянский вопрос в таком масштабе и в таких формах, которые были немыслимы ни при Елизавете Петровне, ни во времена «бироновщины» и «верховников». Одни предлагают те или иные способы решения крестьянской проблемы, те или иные изменения в деревне, призванные обеспечить ее хозяйственное развитие и смягчить противоречия между помещиками и крестьянами; другие яростно защищают необходимость сохранения незыблемыми крепостнических устоев в деревне и в государстве в целом. Нет никакого сомнения в том, что так быстро пробудившийся интерес к крестьянскому вопросу был обусловлен обострением классовой борьбы. Поэтому круг лиц, обеспокоенных крестьянским вопросом в стране, быстро расширялся. Среди них оказалось, как и следовало ожидать, немало «власть предержащих». Задумалась над ним, едва вступив на престол, Екатерина II.

Екатерина писала о первых годах своего царствования: «…внутри империи заводские и монастырские крестьяне почти все были в явном непослушании властей, и к ним начинали присоединяться местами и помещичьи…» Императрица подсчитала, что «бунтующих» заводских крестьян насчитывалось 49 тыс., монастырских — 100 тыс., помещичьих — 50 тыс. человек. Умная и дальновидная, она предчувствовала «грядущую беду», представляя ее в виде «бунта всех крепостных деревень», который «воспоследует», если все сохранить по-старому. Вот почему в своем знаменитом «Наказе», обращенном в Комиссию по составлению Нового уложения, Екатерина выступает против «жестокостей», «зла безмерного», за ограничение помещичьего произвола и поборов и т. п. Императрица считала такие меры необходимыми потому, что они помогут смягчению «ожесточения» крестьян против «порядка установленного» и прекращению «обороны рабов», т. е. классовой борьбе крестьян. В письме генерал-прокурору А. Вяземскому она писала: «Если мы не согласимся на уменьшение жестокостей и умерение человеческому роду нестерпимого положения, то и против нашей воли сами оную возьмут рано или поздно».

Значит ли это, что Екатерина думала о каких-то серьезных изменениях в положении крестьян? Конечно, нет. Но она, во-первых, тем самым платила дань своему «просвещенному веку», снискивая себе популярность среди передовых умов России и Западной Европы, и, во-вторых, добивалась путем неизбежного распространения слухов о ее словах, намерениях, стремлениях среди народных масс славы о себе как государыне, заботящейся о народе. Но многие принимали всерьез звонкие слова «Тартюфа в юбке», «философа на троне», считали их «аксиомами, разрушающими стены», и, будучи допущенными к обсуждению, «вымарывали» отдельные места в «Наказе».

Между тем следует признать, что, несмотря на кажущиеся разногласия, хор окружавших Екатерину вельмож звучал довольно монотонно. Явно реакционно настроенные приверженцы незыблемости крепостной системы А. П. Сумароков и Е. Р. Дашкова также выступали против тиранов-помещиков, «доморазорителей», которых Дашкова называла просто сумасшедшими, так как они не понимают, что источником их богатства являются крестьяне. Но такие взгляды нисколько не помешали ей в разговоре с Дидро указать на всю пагубность освобождения крестьян, поскольку, по ее мнению, освободить крестьян можно только в том случае, если они будут просвещенными, а просвещенный крестьянин, как думала предшественница Андрея Болконского из «Войны и мира», осознает весь ужас своего положения, который просто недоступен умственному взору забитого, ограниченного, темного, неграмотного крестьянина.

Таким же решительным противником освобождения крестьян выступает и А. П. Сумароков, в одном из писем рисовавший идиллическую картину мирной жизни господ в своих вотчинах и их безмятежного сна, на что умная и циничная Екатерина заметила: «И бывают отчасти зарезаны от своих».

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже