Рождение Российской империи. Концепции и практики политического господства в XVIII веке

Вновь назначенный чиновник не только подхватил идеи Екатерины II, но и существенно развил их. Сразу же после вступления в должность, в мае 1763 года, им была составлена основательная записка на имя императрицы. В ней, в духе предыдущей императрицы – Анны Иоанновны, он ратовал за «образцовое правосудие» в государстве, чтобы сделать «Россию <…> для всех окрестных и разноверных народов» «любезною» и привлекательной438. Помимо этого, он резче, чем все его предшественники на должности оренбургского губернатора, указывал на потенциал заложника-туземца, который не будет служить пользе российского государства до тех пор, пока оно будет придерживаться традиционной формы заложничества:

Для чего, например, не иметь к малолетным их здесь аманатам лутчаго, нежели к скотине призрения? Для чего не обучать не военному ремеслу, но гражданским наукам и благонравию? Для чего о том не постараться, чтоб ханския и знатных старшин здесь в аманатах находящияся дети время своего здесь невольничества почитали после самым лутшим их жизни времянем и чтоб отцы их за щастие почитали, что дети их будут аманатами, вместо того, что теперь чем больше кто остается здесь аманатом в своем заточении, тем большею питается к российскому имяни ненавистию и может быть мщением? Для чего не дать им чувствовать великую разницу между нашим благопристойным и их зверским обхождением? <…>

Азиатцы имеют еще славу верных друзей и чего деньгами купить неможно, то дружбою получить удобно. <…> Для чего не возбуждать в них охоту ко вступлению в здешнюю службу? Для чего не вселять в них похвальную ревность служить великой в свете монархине, а не ворами быть? Для чего не приобучать их к земледелию и хлебопашеству, хотя б несколько лет и безплодно употреблять на то некоторое иждивение?439

Таким образом, новый оренбургский губернатор пошел гораздо дальше своих предшественников. Стремление Тевкелева и Рычкова привести казахов «к цивилизованности» посредством участия в правосудии, идея императрицы достичь того же благодаря интенсивному обучению языку привели его к идее обширной программы цивилизирования. Она охватывала образование от военного и академического до «морально-нравственного». Передача знаний о сельском хозяйстве и возделывании зерновых культур была призвана изменить кочевой образ жизни и склонить казахов к оседлости.

В аргументации оренбургского губернатора Волкова проявились колониальные устремления имперской российской элиты, облаченные в форму нарративов Просвещения. Противопоставление собственного «благопристойного» поведения и «зверского» состояния казахов свидетельствовало не только о принятии дихотомических моделей мышления, распространившихся в имперской элите со времен Петра I с разделением всех людей на «цивилизованные» и «нецивилизованные» народы440. Прежде всего это обнажило убеждение российской стороны, которая видела себя в роли того, кто с позиции цивилизованности должен вести других по верному пути, – мандат на изменение образа жизни и привычек казахов.

В отличие от некоторых своих предшественников Волков не только призывал к изменениям. Он также стремился внедрить их в своей провинции. Султану Бекгали, который как сын казахского Нуралы-хана с 1760 года содержался в заложниках в Троицкой крепости Оренбургской губернии, он распорядился дать самое лучшее, со своей точки зрения, образование, одел его в русском стиле и обучил «русским манерам». Когда Волков в октябре 1763 года вызвал к себе в Оренбург Нуралы-хана для беседы, он продемонстрировал ему сына. Хан, как описывают эту встречу российские источники, едва мог поверить собственным глазам, когда появился его сын, свободно говорящий по-русски, довольно упитанный и аккуратно одетый441.