Среди домашней утвари следует упомянуть ручные жернова для размола зерна, бывшие почти в каждом доме, деревянные бочки, корыта, глиняные горшки, корчаги. Освещались избы лучиной или глиняным светильником-каганцом с просаленным фитилем.
Интересной археологической находкой являются каменные пряслица для веретен. Их делали из розового шифера на Волыни, где есть большие залежи этого камня, и продавали по всей Руси. Горожанки, знавшие грамоту, надписывали на них свои имена (быть может, для того чтобы не перепутать веретена на посидел-
ках?), а неграмотные крестьянки помечали их метками и рисунками.
Ткани делали из льна, шерсти и конопли. Знали сложное рисуночное тканье и вышивку. Женщины любили носить украшения: серебряные или бронзовые височные кольца, подвешенные к кокошнику, мониста, браслеты, сделанные местными мастерами в соседнем погосте. Бусы из заморских камней покупали, вероятно, у забредавших в деревни купцов-коробейников.
Если мы хотим воспроизвести картину жизни древнерусской деревни, для которой археологические данные представляют достоверный, но отрывочный материал, то нам нужно обратиться к облику русской крепостной деревни XVIII-XIX веков.
Несмотря на то что от времен Мономаха до времен Радищева прошло семь столетий, русская феодальная деревня изменилась очень мало. Прошедшие века поступательного развития феодальной формации сказывались на эволюции города, росте культуры феодалов, но деревня оставалась почти на прежнем уровне, являясь воплощением той рутинности, о которой писал Ленин. По-прежнему пахали сохой и простым плугом, применявшимся еще в Киевской Руси, сеяли те же злаки, разводили тех же животных, жили в таких же курных избах, освещаемых лучиной, ходили в домотканых одеждах, украшенных умелыми руками женщин. Даже зерно во многих деревнях мололи еще на ручных жерновах древнего типа. Феодализм рос и развивался за счет крепостного крестьянства, почти ничего не давая ему на протяжении целого тысячелетия.
Отличием деревни XI-XII веков от более поздней было то, что христианская церковная организация еще не проникла в нее. В деревне по-прежнему господствовали старые языческие обряды; над умершим насыпали высокие курганы, а кое-где, как в лесной земле вятичей, совершали еще обряд трупосожжения. Впрочем, церковную десятину, налог в пользу епископа, вероятно, платили и христиане, и язычники.
Крестьянство эпохи Киевской Руси было очень многообразно по степени своей свободы или зависимости.
Были в глухих местах, куда еще не заглядывали ни боярские, ни княжеские "рядовичи", совершенно свободные крестьяне, не знавшие никаких форм подчинения отдельных крестьянских семей, приобретавших хозяйственную независимость от рода, но еще не окрепших, неустойчивых и легко попадавших под временную или постоянную власть более крупного (а следовательно, и более устойчивого, экономически сильного) землевладельца. С рождением такого земского боярства должна была кончиться крестьянская свобода. Никакие источники не говорят нам об этом глубинном процессе; о нем можно только догадываться.
Одной из сравнительно легких форм крестьянских повинностей был оброк, или повоз, – уплата натурой, частью ежегодного крестьянского дохода. Более тяжелой формой была барщина, необходимость работать не на своей, а на господской пашне или строить господину замок, город, хоромы. В те времена личное, феодальное тесно переплеталось с государственным и не было еще строгого разделения государственного налога и феодальной ренты, а каждый феодал – князь, боярин, игумен – по-своему определял норму эксплуатации.
Крестьян обычно называли смердами, хотя этот термин и не вполне ясен. Возможно, что он означал не деревенское население вообще, а лишь зависимых от князя (и боярина?) крестьян. Применялся и более неопределенный термин "люди". Лично несвободное население называлось холопами и рабами. Временно несвободные люди, попадавшие в долговую зависимость за "купу" (ссуду), назывались закупами. Их положение было несравненно более тяжелым, чем положение смердов, так как закуп часто должен был работать на господском поле, очевидно под присмотром, и жить на дворе того, кто дал ему купу. Отлучиться со двора он мог только с разрешения господина по особо важным делам (поиски денег, жалоба).
У крестьян существовала круговая порука: если, например, около какой-то деревни находили мертвое тело, а убийца не был найден, то штраф распределялся между всей "вервью". Вервь – первоначально родовая, а впоследствии соседская община; она могла охватывать и несколько деревень. Мы не знаем точных соответствий, но можно думать, что погост и был центром верви.