Рождение сверхдержавы: 1945-1953 гг.

Главным идеологическим стержнем той эпохи являлся вопрос о строительстве коммунизма. Эта наиболее существенная тема коммунистического учения получила своего рода «новый импульс» на XVIII партийном форуме, который объявил о начале строительства в Советском Союзе высшей фазы общественного развития. Более широкое звучание эти аспекты получали после окончания войны, по объективным причинам прервавшей победную созидательную поступь. Приближение коммунистического завтра становится практическим делом всей партии, всего народа. Однако доктрина строительства нового высшего общества в интерпретации Сталина выглядела не совсем привычно для постулатов марксистско-ленинского учения. Вождь отбросил любые попытки и рассуждения относительно уменьшения роли, а затем и отмирания государства. Данный процесс, прогнозировавшийся классиками научного коммунизма, рассматривался в качестве сущностного признака высшей фазы общественного развития. Но было очевидно, что режим, созданный в СССР не был готов к подобным воплощениям теоретических разработок марксизма. Не трудно догадаться, как это противоречило его сути, препятствовало всему его жизненному функционированию, а главное — масштабным планам по экспансии большевистской гегемонии в мире. Выход был найден в развитии теории научного коммунизма в исполнении Сталина. Вопросы строительства нового общества он напрямую связал с задачей укрепления государственной власти, армии и разведки. Такие неудобства, как расхождение с идейными ориентирами классиков, вождь объяснял изменившимися конкретно-историческими условиями (по отношению к Марксу и Энгельсу) и смертью Ленина, не успевшего создать цельное учение о государстве.

Концепция построения коммунизма, выдвинутая Сталиным, содержала и другое идеологическое новшество, основанное на сочетании двух факторов: участии в коммунистическом строительстве и патриотизма. В послевоенные годы патриотом назывался исключительно тот, кто разделял цель и деятельность партии по созданию светлого будущего. Данный сплав получал определение советского патриотизма, патриотизма нового высшего типа с акцентом на великорусскую державность. Использование патриотических мотивов во многом обуславливалось прошедшей войной, потребовавшей мобилизации нравственных и духовных сил народа. Но ставка на патриотизм в такой необычной интерпретации, на наш взгляд, требует более широкой трактовки. По сути, на этой основе создавалась система координат для идеологического противостояния с Западом, обслуживания амбициозных планов Сталина как внутри, так и вовне страны. Все это не совпадало с ленинскими идейными установками, во главе угла которых находились принципы интернационализма. Как известно, Ленин и его соратники делали ставку на мировую революцию в Западной Европе и, в первую очередь, в Германии, рассматривая Россию лишь в качестве стартового плацдарма для серьезных и масштабных дел.

Отказавшись от этого, Сталин представил Советский Союз в качестве главного революционного локомотива, прорывающегося в будущее, увлекая за собой целые страны и народы. Подчеркивание державности вызвало к жизни новое отношение к недавнему отечественному прошлому, т. е. царской России. Произошла определенная реабилитация того, что безоговорочно отвергалось и вызывало ненависть у старой большевистской гвардии 20-х годов. Такой подход к историческому прошлому (только героическому и величественному) давал выгодную подпитку державной политике и великорусским настроениям. Наиболее значимым поворотом в этом направлении стал пересмотр отношений с русской православной церковью. Подобного больше не наблюдалось в советской истории ни до войны, ни уже после смерти Сталина вплоть до конца 80-х годов. Вождь и здесь пренебрег идеологическими традициями большевизма для достижения сугубо прагматических целей. Использование института церкви, ее международного авторитета представлялось для него более перспективным, чем атеистическая риторика. Необходимо подчеркнуть, что сталинский поворот в отношении церкви так и не был принят значительной частью партаппарата, не одобрявшего заигрывание со своим заклятым врагом, определенным еще Лениным.