В детской у них общая и довольно широкая кровать у стенки рядом со шкафом. Под неё Витя и залезает, предварительно бросив перед дверью стул. Какое-никакое, а препятствие. Кирюшка заползает следом. Младший брат его страховка. Мачеха не будет прибегать к крайним мерам, пока они вместе, иначе маленький может пострадать. Ещё он заранее засунул туда старую шубу, которую почему-то до сих пор не выкинули.
Грохочет отброшенный стул, мачеха врывается в детскую. Оборонительную позицию обнаруживает быстро и начинается осада.
— Вылезайте! Быстро!
— Кир, лежать! — блокирует команды мачехи Витя и напевает боевую песенку, — Врагу не сдаётся наш гордый «Варяг»!
— Не сдаётся Валяг! — весело подтверждает Кирюшка.
Веселье кончается, когда мачеха приносит швабру. Витя опять задумывается, ещё один прокол в оборонительных мероприятиях. Надо как-то придумать запирать дверь так, чтобы её трудно было вынести. Обычная щеколда не поможет, а вот упор в стену — да. Длинный шест нужен, метра два с половиной, его не спрячешь. Клин! — осеняет Витю. Дверь отворяется вовнутрь! Надо выточить клин! Суёшь под дверь, и никто не войдёт, пока дверь целиком не выбьет. Но Вероника Пална на это не способна.
Пока он размышляет о нереализованных возможностях, мачеха находит способ выманить младшего. Приносит ту самую обещанную конфету.
— Что, Кир? Бросаешь брата на поле боя? — задаёт горький вопрос вслед уползающему к свету и заманчивой конфете дезертиру.
А затем начинается горячая схватка. Витя, прикрываясь шубой, всё время норовящей предательски сползти, уворачивается от ударов шваброй. Удары можно было назвать колющими, если бы это орудие не заканчивалось поперечной перекладиной. В какой-то момент Витя хватается за эту перекладину и упирает её вверх, к краю металлического каркаса. Мачеха резко дёргает назад, и Витя терпит первый урон, пальцы левой руки защемляются перекладиной и железным краем. Мальчик шипит от боли, одёргивает руку, перекладина слетает.
Прежде чем Витя успел сменить позицию, разъярённая мачеха наносит два удара вслепую. Иногда случается, что шальные выстрелы оказываются самыми точными. Первый удар случайно модифицированным орудием мальчик получает прямо в лицо, под левый глаз. Вспышка боли, отразившаяся световым всполохом где-то в залобном пространстве, подстёгивает не хуже кнута. Второй удар получает в бок, когда он, рыча от боли, ползёт в дальний угол, ближе к шкафу. Надо было сразу туда передислоцироваться, там его достать труднее и тыкать палкой боком неудобно. Ну, да не первая ошибка, которую он совершает.
В углу он, забронировавшись шубой и стиснув зубы, борется с тремя приливами боли. От руки, бока и лица. Каждый источник атакует волнами. Сцепишь зубы, зажмёшься — волна спадает. Переводишь дыхание — следом новая волна, но чуть слабее. Мачеха уже не может его серьёзно достать, да и Кирюшка рядом толчётся и хнычет. Постепенно становится легче, каждый ушиб переходит в фоновый ноющий режим. Похоже на постоянно всплывающее и надоедливое системное сообщение, которое невозможно отключить. Но жить можно.
Конец видения 4.
— Очешуеть! — корейских слов Юна не находит, — Одно хорошо, раз ты на связи, значит живой.
— Живой, живой, — смеётся Юркин, — и даже целый. Я немного этого боялся, но переломов нет, отделался ушибами.
— И что дальше?
— Вылез только, когда отец пришёл. Первый раз видел его таким злым, мачеха в истерике, короче, концерт тот ещё.
— Он ей хоть затрещину отвесил?
— Нет. Всё-таки нет, хотя орал громко. Я и не знаю, устраивает меня это или нет…
— То, что не ударил её? — уточняет Юна.
— Ага. С одной стороны, она всё честно заслужила, с другой — не представляю, как это можно сделать.
— Так ей что, всё с рук сойдёт!? — возмутилась Юна не на шутку, — Да по ней тюрьма плачет.
— Ну, нет, — успокоил её Сергей, — С рук не сойдёт. Потом убедишься. Смотри дальше…
Никогда ни до, ни после, Витя не слышал, чтобы его спокойный, флегматичный отец так орал. Случилось это совсем не сразу. Пока до него доносятся торопливые невнятные из-за закрытой двери объяснения мачехи. Ему не нужна идеальная слышимость, он речи Вероники Падловны в таких случаях наизусть знает. Ага, в очередной раз рассказывает, какой он кошмарный и несносный ребёнок, как он целенаправленно, зловредно и старательно выводит её из себя. И, само собой, не забывает упомянуть своё воистину ангельское терпение.