Рождение таблетки. Как четверо энтузиастов переоткрыли секс и совершили революцию

Так из сильного либидо и сильного ума родилась философия. Мэгги Хиггинс прочла «Взросление любви» Эдварда Карпентера[13], который сравнивал воздействие секса с религиозным посвящением. Она обсуждала с друзьями новые радикальные идеи Зигмунда Фрейда, который верил, что в формировании личности самую значительную роль играет секс. Великий создатель психоанализа утверждал, что снятие сексуальных запретов освободит души и позволит женщинам более полно ощущать жизнь и ее радости. Мэгги была согласна. Только одна вещь не давала ей покоя: Фрейд никогда не упоминал, что секс приводит не только к освобождению, но и к беременности, а одно с другим не совсем совместимо.

В двадцать два года она встретила на танцевальном вечере на работе симпатичного молодого художника и архитектора по имени Уильям Сэнгер, сына немецко-еврейских эмигрантов. Начало их романа она описала в манере, выдающей неоднозначное отношение к ухаживанию и браку: «Как-то, когда мы гуляли, он рассеянно потрогал какие-то стебли на каменной стене, а потом теми же руками взял меня за лицо, чтобы поцеловать. Наутро я с ужасом увидела у себя на лице четыре следа от пальцев, покрытые волдырями от ядовитого плюща… Проболела я два месяца». Но она выздоровела; они полюбили друг друга, и хотя Мэгги считала, что брак «сродни самоубийству», поженились и поселились в Гастингсе-на-Гудзоне в графстве Уэстчестер, Нью-Йорк. Скоро появились дети, два мальчика и девочка. Сэнгер, что не удивительно, не обрела блаженства ни в пригороде, ни в браке. В тысяча девятьсот двенадцатом году семья переехала в Нью-Йорк, и Маргарет нашла место, более подходящее ее бунтарской душе: Гринвич-Виллидж.

Виллидж был нашпигован радикалами и изгоями. В барах сидели вперемежку портовые грузчики и поэты. Покровительница искусств и общественная деятельница Мэйбл Додж собирала в салоне гостей, которых описывала так: «социалисты, профсоюзные деятели, анархисты, суфражистки, поэты, общественники, юристы, убийцы… газетчики, художники, современные художники». Именно в Виллидже Сэнгер познакомилась со знаменитым лидером социалистов Юджином Дебсом и деятельницей феминистского движения Эммой Голдман, ставшей для нее наставницей. Здесь она слышала, как Большой Билл Хейвуд рассуждает об «Индустриальных рабочих мира»[14], как Уолтер Липпман[15] делится мыслями о Фрейде. Некоторые радикалы, в большой степени под влиянием Фрейда, призывали женщин бороться не только за право голоса. Они хотели полностью изменить ценности и отношение к роли женщины в обществе. Они хотели сделать сексуальную свободу частью широких социальных реформ. Они хотели, чтобы матерями становились по свободной воле. Сэнгер пошла еще дальше: она считала, что секс должен стать центром любых реформ.

«Я люблю, когда меня уносят чувства, – писала она в дневнике в тысяча девятьсот четырнадцатом году. – Как дерево качается под напором переменчивого ветра, твердо держась корнями». Сэнгер желала, чтобы у женщин было больше самостоятельности – и в постели, и в обществе. Она хотела, чтобы секс был для них средством самовыражения и элементом идентичности. Страна еще не видела защитника сексуальных удовольствий, который выражался бы так открыто.

«Как будто силы этого мира избрали ее голосом нового евангелия: понимания, что секс – не только средство зачатия, но что соединение тел ценно само по себе, – говорила Мэйбл Додж. – Она первая из всех известных мне открытых и пылких пропагандистов плотской радости».

Сэнгер обучалась в этой школе радикальной мысли, работая в «Надомной службе медсестер Лиллиан Уолд» – это была группа сестер, которых Дом социального призрения[16] на Генри-стрит отправлял на помощь живущим в нищете женщинам. Часто в порядке этой помощи приходилось принимать роды. Условия жизни этих женщин были, по ее словам, «почти неимоверными». «Мне казалось, – писала она, – будто я дышу другим воздухом, в другой стране и в другом мире». В то время за Четырнадцатой улицей к востоку от Бродвея в тесноте и скученности жили более шестисот тысяч человек. Были районы Новый Израиль, Маленькая Италия, Адова Кухня, Чертов Шестой – все битком набиты бедными иммигрантами. В тысяча девятьсот десятом году в одном совершенно обычном доме на Орчард-стрит, 94, шестьдесят шесть человек жили в восьми квартирах, каждая примерно по сорок три квадратных метра. Между тысяча восемьсот девяностым и тысяча девятьсот десятым годом население Манхэттена выросло на шестьдесят два процента – с 1,4 миллиона до 2,3 миллиона. Мощную волну иммиграции возглавляли русские евреи и итальянцы. Сэнгер была ошеломлена нищетой и несчастьями: детские болезни, грязь, недоедание, свирепый туберкулез – и женщины, понятия не имеющие о физиологии собственного тела, постоянный риск беременности и венерических заболеваний.