Рождение волшебницы

– Прекрасно! – с преувеличенной живостью воскликнул Рукосил, едва дослушав. – Но ближе к делу! К делу, черт побери! Я первый поздравлю ученицу знаменитого Чепчуга, когда у нее выйдет то, на чем свернули себе головы девяносто три ее предшественника – все до единого выдающиеся целители. А если девицу постигнет неудача, чего никак нельзя исключить, что ж, она будет наказана в меру своей самонадеянности.

– Я не хотел бы, чтобы девушка… чтобы Золотинка пострадала, – сказал Юлий, впервые назвав ее по имени.

Действуя по самому приблизительному, ясному лишь в основных чертах замыслу, Золотинка взяла княжича в руки, то есть обхватила подрагивающими пальцами виски… крепче взялась, чтобы унять дрожь волнения…

Она встретила взгляд юноши, в котором не ощущалось сопротивления. Полный смятения, почти страдая, он готов был довериться. В доверии этом, впрочем, было больше смирения, чем веры. Он приоткрылся, готовый и к худшему.

Она же смотрела долгим затягивающим взглядом и, когда Юлий качнулся в ее ладонях, тихо молвила:

– Прикрой глаза.

Дрогнули темные, как у девушки, ресницы, веки послушно опустились, не вовсе еще сомкнувшись…

Золотинка различала нечто похожее на дыхание, непостижимое, ускользающее биение жизни. Она оцепенела, проникая и впуская в себя это биение, усилием разрушая целость покровов и оболочек, которыми укутан был Юлий. Хорошо знакомое и привычное усилие, которое требовало всего Золотинкиного естества без остатка. Усилие, необходимое, чтобы приоткрылось внутреннее зрение, поначалу совсем смутное.

Потом она зашептала, пытаясь повторить усилие и словами. Перетекающие в мысль ощущения: мольба, смиренная просьба и возвышенное повеление, приказ.

Овеваемый дыханием слов и чувства, Юлий покачивался, как былинка под дуновением ветра перед далекой еще грозой, – Золотинка удерживала его одним прикосновением пальцев. И столько страсти, столько силы и убеждения изливала она в своем шепоте, что, побуждая юношу, испытывала побуждение и сама. Зарождалось жгучее, почти обморочное желание поцеловать доверчиво приоткрытые губы… свежие губы, на которых замерло дыхание. Такие близкие, готовые ответить губы… Через поцелуй вдохнуть волю свою и силу…

Она не сделала этого.

Юлий приоткрыл глаза.

Отсутствующий взгляд его выдавал полуобморочное забытье… Потом зрачки дрогнули, обегая близко склоненное лицо девушки, – так близко, словно не было между ними уже никакого необходимого чужим людям зазора…

Золотинка отпустила виски юноши.

– Теперь говори! Слушай и понимай! – негромко велела она.

Он вздохнул глубже, обеими руками взъерошил волосы и промолвил на чистом слованском языке:

– Ну да… Очнулся… Это что же: излечен?

– Ве-еликолепно! – вставая в сдержанном возбуждении, прихлопнул в ладоши Рукосил. Избыток чувств заставил его еще раз всплеснуть руками, потом он сцепил их. – Прошу уважаемых наблюдателей удостоверить случившееся. Ведь это чудо! Примите и вы, моя юная волшебница, нижайшие поздравления! Без зависти говорю, почти без зависти! А поверьте, любезная Золотинка, завидовать есть чему. У вас ведь, несравненная моя хулительница, подлинный, несомненный талант – я наблюдал. Вы одаренный человек. Как это много, когда часть пути дана тебе уже в юности даром… И как же этого мало! Если бы ты только понимала, юная моя победительница, как этого мало! Боже мой, Род Вседержитель! Счастливая пора первых успехов! Увы… Мы должны вынести законное заключение и приложить к нему малую государственную печать.

Поднялся главный судья:

– Государь, княжич Юлий! – в ухватках и в голосе сего достойного мужа сказывалось некоторое замешательство. – Если вы сядете у стены спиной к нам, то мы будем вам крайне признательны…

– Государь, мы зададим вам несколько вопросов, – пояснил другой судья.

Толмач не вмешивался, обратив на своего подопечного умный и настороженный взгляд.

– Да… определенно… я чувствую себя гораздо лучше, я чувствую обновление, – сказал Юлий замедленно, но ясно.

– Поздравляем, государь! – загалдели судьи наперебой. – Радостная весть для народа. С величайшим удовольствием составим заключение. Государь, нижайшая просьба: станьте лицом к стене.

– Я готов подтвердить это где угодно! – отозвался Юлий, опять глянув на Золотинку. Он был бледен и заметно скован, как человек, испытывающий большое внутреннее напряжение.

– Да, конечно, я дам и письменные показания! – вдруг ни к селу, ни к городу добавил княжич.

Наступило долгое и все более тягостное молчание.

– Прошу вас, повернитесь! – свистящим шепотом произнес Рукосил. Глаза его жестко сузились.