Настороженный взгляд ее ничуть не смягчился. Чувствительные воспоминания о родительском доме, под крышей которого они свели знакомство, она явно не принимала во внимание.
– Зна-аете что, – протянула Колча. И так она тянула, невыносимо тянула эту клейкую тягомотину, что Золотинку передернуло. – Зна-аете что-о… ведь что я скажу: радоваться надо, что живы остались. Она-то ведь за спиной притаилась.
– Я ведь как прилетела, – всполошилась вдруг и Торчила, – а книга-то, глядь! Открыта. Она по хозяевой книге читала.
– Вот оно что! – многозначительно молвила Зимка. – Хозяина хочет обойти. Государится, – нашла она ключевое слово. – Ставит себя выше.
Потрясенные чудовищным предположением, ведьмы переглянулись.
– А ведь надо, знаете что, остричь ей волосы, чтоб неповадно было! – оживилась озлобленная Колча. – В лохмах ведовская сила.
Невежественные сестрицы, как видно, разделяли это дикое суеверие. Внезапный замысел обкорнать роскошную Золотинкину гриву, помимо всего прочего, отвечал той затаенной недоброй ревности, которую испытывали ведьмы к принцессе, подозревая ее – справедливо или нет – в особых отношениях с хозяином.
– Зажми-ка ей руки, Порывай! – сказала Колча, не оставляя товаркам времени для раздумий.
Торчила получила распоряжение искать ножницы или бритву. Истукан перехватил девушку за локти, зажатая вместе с грубо скомканной занавесью Золотинка смирилась.
– Зимка, – сказала она только, – как ты после этого в глаза мне посмотришь?
– У меня есть кому в глаза глядеть! – огрызнулась Зимка, необыкновенно обозленная кротким упреком.
Золотинка умолкла и не обронила ни слова, когда платок развязали, прочь полетели заколки и хлынуло тусклое золото. Был это миг, когда ведьмы дрогнули, переглядываясь.
– Налысо! – сухо распорядилась Колча, предупреждая отступничество своих сообщниц. – Под корень!
Защелкали ножницы и посыпались, опадая, волны. Иногда, приподнимая веки, Золотинка видела рядом с собой Зимку, лицо у подруги было озабоченное, застывшее. Когда Золотинку выпустили и ничьи руки не шарили больше по голове, она ощутила, что затылку холодно.
– На! – сердито сказала Зимка, подсовывая зеркало.
Золотинка увидела нечто несуразное с оттопыренными ушами. Дикие больные глаза. И неправдоподобно густые брови – ненужная роскошь на голой, что пятка, голове.
Но содеянное как будто не удовлетворило ведьм. Они и озлобились, и потерялись… И, может быть, мысль о хозяине, давнее подозрение о каких-то особых, надо думать, постельных отношениях хозяина и принцессы Септы, нехорошим беспокойством уже вошла в разгоряченные головы.
– Утопить и концы в воду, – прошептала вдруг Колча для всех явственно. Но одного взгляда на подельниц, на их сразу отчужденные лица достаточно было ей, чтобы досадливо смолкнуть.
Немного погодя сороки все ж таки потянулись друг за другом в соседнюю комнату и принялись там шушукать. Золотинка не слушала, в осторожных объятиях Порывая она имела возможность отряхнуться и выгрести волосы из-за ворота. Она страшно утомилась и пыталась дремать, притулившись к холодной груди болвана.
Разбудил ее – если только она и вправду заснула – скрежет когтей по дереву, требовательный клекот. Через окно в комнату ввалился орел, шаркнув концами крыльев по противоположным стенам помещения. На хищно изогнутый клюв его можно было бы, кажется, и теленка подвесить. Железные когти разве что доски не пробивали, когда орел со стуком переступал по полу.
Смятение, охватившее испуганно заметавшихся сорок, ясно говорило, что явился хозяин. Ударом крыла он сшиб табурет с объедками, испуганные ведьмы бросились подвигать стулья, чтобы орлу было где повернуться. А Порывай, прихватив Золотинку поперек живота, потащился в смежную комнату к большому железному ящику с таким же точно орлом, который был образцом для оборотня.
Здесь у ящика и произошло обратное превращение. Орел-оборотень сунул клюв в клетку, чтобы коснуться двойника, истукан озарил их желтым светом Асакона, и Рукосил скинулся вновь самим собой.
Рукосил во всем великолепии гнева! В алых чулках, где только что были железные птичьи ноги, в полукафтане с пышными разрезными рукавами, что колыхались, будто перья. И повел взглядом, в котором оставалось больше хищного, чем человеческого. По клеткам метались и стрекотали встревоженные птицы.
– Так! – зловеще сказал он и поднял свечу, чтобы оглядеть зажатую в лапах болвана Золотинку.
От близкого света в лицо она зажмурилась.
– Это что? – спросил он с угрозой, смысл которой не был еще понятен. – Как ты здесь очутилась? – спросил он Золотинку, осматривая ее безобразно стриженную голову.
– Через окно.
Наградив тяжелым взглядом замерших в ожидании хозяйского слова ведьм, чародей перешел в смежную комнату и швырнул ногой рассыпанные по полу пышными кучами волосы.
– Кто остриг? – спросил он с недоброй сдержанностью. – Кто это сделал? – повторил он, озираясь на сбившихся у порога ведьм.
– Она подслушивала! Она читала книгу! Она открыла книгу! Спряталась за кроватью! – загалдели ведьмы, перебивая друг друга.
Один взгляд хозяина остановил эти жалкие излияния.