Рождение волшебницы

– Искрень! – воскликнул Рукосил в лихорадочном возбуждении. – Да был ли искрень? А? Как не усомниться? Была ли девчонка?.. Видохин, отрок твой был? Встряхните его! Мамот! – звучная оплеуха. – Отрока зовут Золотинка, слышишь?

Старик был еще жив и проговорил подавленным слабым голосом:

– Золотинка продался пигаликам. А мне достался клочок бумаги – их договор. А ведь я видел его как тебя, Рукосил. Он явился в сиянии эфира, источая нежнейшие благовония Смирты. Струилось золото волос, разобранных жемчужными нитями. Зеленая листва покрывала прозрачные шелка одежд, чудесная зелень увивала гибкие руки его и стан… Неслышно, легчайшей стопою сошел он с облачка и предстал, нахмурив брови.

– С ума сбредил, – свистящим шепотом заметил Ананья.

– Встряхните его, ласково, – распорядился Рукосил.

Старика ударили – суховатый костяной звук, и Видохин отозвался стоном.

– Наверху ни души! – объявил голос со второго яруса.

– Недоумок! – огрызнулся Рукосил.

– …Его увели пигалики, – сипло и невнятно, разбитыми губами, простонал Видохин.

– Кто именно?

– Буян… Горючая кровь золотого духа. Два стакана крови божественного отрока хватило бы мне, чтобы зачать любомудрый камень. Горючая вода и кровь золота – вот истинная основа. Красный жених и лилейная невеста… Сочетать их должным образом. Вот порог вечности, на котором я споткнулся.

– Ты объяснил это все Буяну?

– Да.

– И он пожалел для тебя два стакана чужой крови?

– Увы! Кто его за это упрекнет?

– Вонючий недомерок!

– Красный жених и лилейная невеста должны зачать.

– Я понял… – оборвал Рукосил Видохина. – Поставьте эту рухлядь на ноги.

Послужильцы кинулись поднимать. Полыхнул беспокойный красно-рудый свет.

Рукосил принялся шептать, перемежая колдовскую тарабарщину человеческими словами, – внезапно упало что-то тяжелое.

Золотинка ожидала, что Видохин исчезнет так же, как исчезла Анюта, но он остался. Разве что голос его внезапно, прыжком сместился:

– О! В омут! Ни черта не умеете делать как следует…

И тут она поняла, что исчез не Видохин, а Рукосил. Видохин остался и своим дребезжащим, пресекающимся от слабости голосом распоряжался Рукосиловыми пос лужильцами.

– Ананья, ну как умру? Сердце зашлось… такая боль…

– Не снимайте шубу, мой государь, – почтительно отозвался Ананья. – Для тепла и для правдоподобия. Ничем нельзя пренебрегать. Недомерки подозрительный народ. Это смелый шаг, мой государь.

– Буду просить два стакана крови золотого отрока. Красный жених и лилейная невеста! – проговорил, постанывая, Лжевидохин. – Но так мало времени… Пока недомерки не раскрыли убийства Черниха.

– Нужно перебить человек двадцать своих и тогда поверят, что это был несчастный случай. Нужны горы трупов, мой государь, чтобы спрятать среди них окровавленного пигалика.

– Ладно, там видно будет. Надо уходить. Засыпьте его мусором, Леща тоже. Затрите кровь. Живее!

– А ключ? Надо запереть.

– Ключ в шубе. Здесь он, у меня в кармане. Уходим. Но что за жизнь, Ананья, я могу сдохнуть в чужой шкуре вместо Видохина…

Послужильцы суетились, передвигаясь по башне бегом, что-то шумно таскали, волочили, бросали.

– Расходитесь в разные стороны, чтобы не привлекать внимание.

Дверь часто скрипела – они выходили. Последним, пыхтя и причитая, Лжевидохин – потом заскрежетал несмазанный замок.

С тяжким стоном обвалив корзину, Золотинка осталась на полу – голова обморочно кружилась. Пришлось заново учиться ходить: на первых шагах ее шатало. Дверь оказалась заперта на замок, чтобы открыть его, нужен был ключ, оставшийся у Лжевидохина. Золотинка снова взобралась на ящик подле бойницы.

Побоище, похоже, кончилось. Вся площадь была усеяна телами павших: из рваных ран пучками торчала солома, нарисованные рожи на тряпичных головах застыли в воинствующем выражении. Толпы зрителей бродили среди поверженных кукол, однако поглядывали и туда, где скрывалась за толстыми стенами Золотинка. Какая-то возня происходила у самого подножия башни. Глубже засунувшись в бойницу, она увидела, что Лжевидохин нежданно-негаданно попал в дурацкий переплет – он остервенело бранился, отбиваясь от Зыка.

Среди зевак толкались Ананья и Лжелепель, настоящее имя которого, как она поняла, было Мамот. Озадаченные лица послужильцев конюшего выдавали всю меру их растерянности.

Низкий душою пес вымещал полученные от Рукосила побои на беспомощном старике, в котором, естественно, не признавал хозяина. Не признавали хозяина, но уже по другой причине, и Ананья с Мамотом. Так что Зык беспрепятственно терзал старика, озлобляясь все больше. Грузный Лжевидохин изнемогал в неравной борьбе, крупные капли пота летели со стариковского лба. Наконец Рукосил решился подать знак, бросил красноречивый взгляд в сторону послужильцев. Ананья нерешительно обнажил кинжал, но Зык опрокинул тщедушного защитника молниеносным прыжком; грохнувшись под смех толпы на каменья, Ананья выронил оружие и прикрыл голову. Замешкал безоружный Лжелепель, откровенно оробевший перед свирепым псом. Зато явился с обнаженным мечом кольчужник, один из доверенных охранников Рукосила, что были с ним в башне.