Рождение волшебницы

Но высота испугала ее. Принцесса явственно увидела разбитое на камнях тело… кровь – она с детства боялась крови, – представила и отшатнулась.

Следовало все ж таки искать. Неужели нет другого выхода? Дверь спальни со всеми ее запорами была настолько основательным сооружением, что можно было подумать, будто Милица готовилась на своем ложе к осаде. А ключ, кажется, старуха держала при себе. Опустившись перед широченной низкой кроватью, где государыня-ведьма занимала очень мало места, Нута сунула руки под подушку… Пожелтевшие, лишенные ресниц веки дрогнули – старуха очнулась.

Она не очень удивилась, обнаружив невестку в неловком положении на коленях.

– Дай зеркало, – сказала она, мутно озираясь.

Зеркало не открыло ведьме ничего утешительного, но Милица продолжала скалиться, оттягивая под глазами морщины.

– Где привязь? – обронила она между делом.

– Я ее порвала, – возразила Нута. Она не испытывала робости перед ведьмой и не могла понять теперь того затравленного, жалкого состояния, которое заставляло ее прежде трепетать при взгляде колдуньи. В опустошенной душе ее не оставалось места для страха.

– Много себе позволяешь, – заметила ведьма с удивлением.

Спустив костлявые ноги на пол, Милица пригладила неряшливые жидкие пряди, которые торчали вкруг головы в ужасающем беспорядке. Ведьма страдала и морщилась.

– Не нужно ссориться, – сказала она, подумав, словно даже такая простая мысль требовала от нее нешуточных размышлений. – На, выпей. – В руках ее явилась знакомая Нуте бутылочка. – Выпей, это полезно даже детям.

Брезгливое движение Нуты не укрылось от Милицы, она кое-как поднялась, подступая к женщине, и потянулась к ней унизанной перстнями рукой. Режущая вспышка ослепила глаза и разум мессалонской принцессы.

Нута очнулась. Выплыла из пустоты и постепенно начала разбирать голоса, которые, наверное, и прервали ее тяжелый обморок. Говорили по-словански. Теперь Нута вспомнила, что она в Толпене. Во дворце Милицы, обратившейся… обращенной в старуху ведьмы.

Нута лежала одетая на кушетке в комнате со шкафами, а голоса слышались рядом, в смежной спальне. Окно, прежде пылавшее воспаленными красками заката, теперь оказалось в тени, хотя на воле, несомненно, был день. Значит, это был не тот день и, уж во всяком случае, не тот вечер. Сколько длилось ее обморочное небытие?

– Ну, перестань, перестань, – слышался раздраженный женский голос, который, несомненно, принадлежал Милице.

– Я так соскучился, мамочка, – лепетал, изображая ребенка, мужчина. – Мы не видели мамочки… мамочка от нас закрылась, спряталась от нас…

– Подожди. Надо поговорить. Знаешь, что такое Сорокон, Любаша?

– Это такая бука, такая бука, – лепетал государь, не выходя из полюбившегося ему образа.

– Брось дурачиться! Золотинка владеет Сороконом. Чудесное исцеление наследника – это он, великий волшебный камень. Сорокон – это искрень, чтобы ты знал. Это могущество. Давай начистоту – Сорокон сильнее меня. Я боюсь. Мне придется отступить перед девчонкой, понимаешь ты или нет?

– Если бы ты действительно любила меня, как говоришь, – начал вдруг Любомир обыденным мужским голосом, – ты дала бы мне сейчас хороший совет…

Милица не откликнулась. Что-то такое в не совсем уверенном и одновременно развязном голосе мужа ей не нравилось. Еще вчера, в прошлой жизни, Нута многого бы и не заподозрила, но сейчас она наперед знала, что услышит какую-то особую гадость.

– Почему бы нам с тобой не обойти эту поганку хитростью, ты бы мне сказала… Да? Если силой ее не взять… – он все еще не решался произнести главного. Но Милица молчала, не помогая ему. – Возьми ты бесстыжую девчонку в жены. Тогда она не сможет причинить нам никакого вреда. Ты сама говоришь: Сорокон – это угроза… Мы могли бы объявить тебя вдовствующей государыней со всеми правами и… и преимуществами. Государыней-матерью, с участием в думе. Тщеславная девчонка красовалась бы, а ты правила. Мы бы выделили тебе в удельное владение Крулевец. Это древняя столица Могутов как-никак. Право слово… В конце концов… мы бы жили втроем. Княжеская постель широкая.

Наконец, Любомир запнулся столь основательно, что замолк. Он все сказал – все, что можно, и даже больше того.

И вот, в настоявшейся тишине пало первое слово Милицы. Государыня заговорила с нарочитой сдержанностью, которая указывала на обуревавшие ее чувства.

– Поздно, Любаша. Ты хорошо придумал, но место занято. Золотинка хочет наследника. Из вас двоих она выбрала того, кто моложе.

– Ты думаешь? – удрученно отозвался Любомир. Похоже, великому государю жаль было расставаться со счастливо осенившим его замыслом. Неоспоримые преимущества этого замысла были видны ему и теперь.

– Тут и думать нечего, они обойдутся без тебя. Юлий без памяти в нее втюрился. Это началось еще в Колобжеге.

– Вот как? Я не знал, – жалко пробормотал Любомир.

– Нуты еще в помине не было, а у них уже узелок завязался. Крепкий узелок – тебе не распутать.

– Нута – законная жена. Принцесса… получается.