Рождение волшебницы

Рукосил выстрелил еще три раза. Без промаха. И каждый раз как улика на левой руке посверкивало желтым. Он ставил железный заслон всякой возможности поражения. Он был из породы победителей.

Золотинка тяжело дышала.

Юлий ожидал у борта, бледный, с застывшей улыбкой наблюдая торжество соперника.

Нута медленно опустилась на престол и стиснула руки, сгибая проволочный венец.

— На всякого победителя, — заметил Рукосил, возвращая лук дворянину, — найдется новый, еще более удачливый и ловкий. Я обращаюсь ко всем, кто меня слышит. Если найдется среди вас истинный боец, твердая рука, кто примет вызов… — говорил он, передразнивая Юлия.

— Я принимаю! — сдержанно выкрикнула Золотинка.

Тишина настала такая, словно она сказала нечто стыдное. Больше всех опешил сам Рукосил. Первый раз открытым взглядом, забывшись, смотрел на раскрасневшуюся девушку Юлий.

— Но, принцесса, — молвил наконец конюший, возвращаясь к снисходительным ухваткам, — простите, я не могу вступить с вами в настоящую честную борьбу!

«Вот именно, подлец и мошенник!» — подумала Золотинка. И сказала:

— Раз так, признавайте поражение и становитесь на колени.

Рукосил потемнел. Он понял ловушку, и до всех дошло, что Золотинка заслонила собой княжича. Чем бы ни кончилось столкновение между конюшим и принцессой Септой, княжич так или иначе оставался в стороне. Понял это и Юлий, что-то пытался возражать, но Золотинка лишь отмахнулась. Она уж сделала шаг и не оглядывалась.

Рукосил все еще колебался, полагая, что может выбирать любой удобный ему исход. Но и у него не было никакого выбора, о чем он еще не знал.

— Ладно! — он прищурился. — Становитесь к рубежу, принцесса. Если вы когда-нибудь держали в руках боевой лук…

— Держала! — заверила она столь звонко, с таким ослепительным нахальством, что конюший на мгновение смешался, заподозрив неладное.

— Я позволю вам на каждый мой выстрел три, считая три за один. Достаточно будет одного попадания…

— Если уж я тут слабейшая сторона, — резко возразила Золотинка, — то я сама и поставлю условия.

Рукосил опять сбился.

— Извольте. Извольте! Как вам угодно. Я заранее все принимаю.

С нарочитой застенчивостью Золотинка подобрала подол и начала подтыкать его за наборный пояс вокруг бедер. Когда она окончательно задрала платье, ноги обнажились выше колен до самых подвязок. Лица девиц окаменели, тогда как стрелки, напротив, оживились. Не избежал общей участи и Рукосил — запнулся взглядом. У принцессы были ровные коленки и крепкие, сильные икры, туго обтянутые чулками.

— Простите, сударь! — сказала Золотинка, удачно сочетая дрогнувший голос с наглым взглядом. — Мне пришлось это сделать, чтобы уменьшить ваши природные преимущества, и без того большие. Выберем цель потруднее! Что нам мертвая деревяшка! Вот! Извольте глянуть, сударь! — она поманила соперника ближе к борту.

В насквозь просвеченной высоким солнцем, но взволнованной веслами воде скользили неуловимые тени.

— Но ничего ж не видно, — протянул Рукосил, на этот раз действительно сбитый с толку.

— Становой якорь отдать! — громко крикнула Золотинка в сторону, где распоряжался кормчий. — На веслах шабаш!

Рукосил осторожно коснулся лба и посмотрел на соперницу как-то по-новому. С вопросом.

Крепкий мужской голос повторил принцессины приказания. Полуголые гребцы, наваливаясь по пять человек сразу на тяжелые, залитые свинцом весла, начали вынимать их из уключин и заносить лопастями к носу. Споро бросили якорь. Как Золотинка и рассчитала, на левом якоре, по мере того, как травили канат, насад понемногу сносило к берегу на светлое песчаное мелководье. Тут было сажени полторы, если не меньше.

Водная гладь устоялась. Ввиду пронизанного солнечными отсветами дна ходили двойные тени — тень рыбины и тень этой тени на песке. По всему борту, то есть по всей кормовой половине насада, где не было скамеек для гребцов, густо привалила толпа, так что судно ощутимо накренилось.

— Приступим. — Золотинка подняла тисовый лук, велела окружающим расступиться, чтобы не толкнули под локоть, и резко, оставив дурашливые ужимки, натянула оружие. Со звоном спустив тетиву, бросила вверх пясть с раскинутыми пальцами — в глубине вод забилась сраженная тень. Извиваясь, взмыла она к поверхности, быстро слабея, взметнула брызги и погрузилась. Это был средних размеров окунь, насквозь пробитый стрелой.

— Всплывет ниже по течению, — сказала она.

Не поворачивая головы, конюший настороженно покосился на девушку. Он молчал.

— Из пяти выстрелов, — сказала Золотинка. — Вес и размеры добычи не учитываются. Только количество. Проигравший становится на колени и все, как условленно.

Не дожидаясь, имеет ли что сказать Рукосил, она приладила стрелу. С лица ее сошло всякое иное выражение, кроме предельной сосредоточенности, глаза сузились, губы сложились жесткой складкой. Шурх! — внезапно стрела пронзила воду, и тотчас, как сломленная, забилась тень. Золотинка не сознавала, не помнила себя, вся была со стрелой, без колебаний нацеленной. И с рыбой, которая под ее повелительным окриком сама бросалась под выстрел.