Рождение волшебницы

То, что она делала, походило больше на бойню. Раз за разом сражала она покорно идущие на погибель тени — без промаха… Опомнилась, когда расслышала, что за спиной ее хором говорят: восемь!

Всё! Она отдала лук, высвободила края платья из-за пояса и опустила подол.

Рукосил мешкал, словно не зная, за что приняться.

— Постойте, сударь! — Амадео пробирался в толпе придворных. — Вы когда-нибудь стреляли в воду?

— Никогда. — Конюший с готовностью остановился.

— Нельзя метить в рыбу, вы никогда не попадете. Рыба как бы в другом месте, она ближе, чем кажется, нужно метить в пустоту. Впрочем, давайте я покажу.

Рукосилов доброхот пустил стрелу и покраснел. Каждый случай требовал особого расчета, который Золотинка проделывала почти не задумываясь, а для неопытного стрелка это была задача большей частью неразрешимая.

— Ну вот так вот, примерно, попробуйте! — неловко закончил Амадео, возвращая лук.

По бледному лицу Рукосила Золотинка увидела, что волшебник никогда не занимался такими пустяками, как приручение рыбьей воли. Не бог знает какая сложная штука, но и она требует навыка!

Все же Рукосил еще не верил, что ни разу не попадет. Обманчивая близость цели, соблазн случайной удачи не оставляли его. Он метил и с бранным вскриком всаживал стрелы в бесплодное колыханье вод. Когда счет промахов перевалил за пять, придворные благоразумно умолкли. Охваченный бессмысленной злостью, Рукосил продолжал стрелять, и страшно было посмотреть на его искаженное лицо.

Потеряв всякую осторожность, он грубо заворачивал в воде стрелы, всегда опаздывая за ускользающей целью — этого нельзя было уже не замечать. И однако никто не видел. А Рукосил стрелял, не зная куда — это и была бесившая его до белого каления ловушка. Последний раз он натянул лук — не до конца, и так застыл. Золотинка отошла прочь: неловко было и находиться рядом.

Скривив губы и наклонив голову, со смиренно-задумчивым выражением выставила Септа из-под подола кончик узкой туфельки и чертила проконопаченный ровной линией шов палубы. Конечно, смирение принцессы выглядело несколько неестественным. Но что же ей оставалось делать, если, поднимая глаза, она неизбежно попадала на Юлия, который тоже терялся.

Без улыбки подходил Рукосил, бледный и белый весь с головы до ног, кроме темных кудрей, усов и бороды. Конюшего сопровождало движение возбужденной толпы.

— Где мне стать на колени? — сказал он горловым голосом, заглатывая плохо прожеванные слова и звуки. Всеми своими ухватками выказывал он готовность исполнить долг до конца.

— Здесь, — коротко молвила она, указывая себе под ноги. Зыркнула и вернулась к проконопаченным швам палубы.

— Хорошо! — сказал он одним взлетающим звуком: эшо-о! — Принцесса! Среди солнца и луны появилась на небосводе ослепительной яркости комета. Солнце и луна — это княжич Юлий и принцесса Нута… Что же касается кометы… то следует отметить, что слово «коми», лежащее в основе нашего «комета», мессалонского происхождения и значит волосы. Я бы сказал: мессалонская звезда с распущенными волосами. Она явилась на дневном небе, соперничая блеском с более известными светилами.

Одобрительные возгласы и рукоплескания служили наградой удачному обороту витии.

— Словане не говорили «комета», говорили «звезда хвостатая», — продолжал Рукосил. — Сорвавшись с небосклона, она чертит крутую дугу вверх. Солнце и луна всегда остаются, а звезда хвостатая падает, даже когда летит вверх. Скоро она растворится в ночи. Вот, собственно, и все, что я хотел сказать.

Уже приготовившие свои восторги зрители обескуражено молчали.

— Извольте руку, — буднично сказал Рукосил, опускаясь на колени. Белыми штанами на смоляные швы палубы.

Принял девичью пясть и ткнулся губами в суставы пальцев. А потом, как давеча в буковой роще, снисходительно похлопал Золотинку по руке, умеряя самонадеянность победительницы.

Тут-то она и нашла взглядом Рукосилов перстень, волшебный перстень, что подмигивал желтым во время состязания… Нет, она не крикнула в голос с выражением ужаса: «Асакон!». Но Рукосилу и подавленного вздоха хватило, чтобы оценить всю меру испытанного Золотинкой потрясения. На коленях, снизу вверх глядел он, приоткрыв сложенные хищной ухмылкой губы. «Да, Асакон!» — отвечал он ей жестким взглядом.

И поднялся как победитель.

Так хорошо знакомый ей Асакон! Погубивший Поплеву, утянувший на дно Тучку, изменивший в смертельной опасности Михе Луню. Проклятый камень, так врезавшийся в ее судьбу и судьбу близких, — ни одному человеку не принес он счастья.

Запершись в комнате, Золотинка сжимала виски, чтобы выдавить из победной своей, пустопорожней, тщеславной головушки хоть что-нибудь путное. Асакон в руках чародея… Значит… значит и Поплева там. Поплева и Миха Лунь. Когда Тучку отправили на ладьи, Поплева уже попался. Не было ничего в ее судьбе, что бы не произошло по воле и соизволению Рукосила. Он играет с ней. Кажется, она это знала, догадывалась и понимала, но только сейчас жалкое ее положении открылось во всей испепеляющей ясности.