— Понятно, — сказал дворецкий и потянулся к бутылке. Он не пил, а попросту заливал в себя вино, так что текло в уголках рта, по бороде и капало на грудь праздничного серебристо-серого кафтана.
— Вы можете искрень повторить? — спросил он, отдышавшись после кружки.
— Наверное.
— Наверное! — Дракула покачал головой, как человек, который встретился с простительным, но все равно ошеломляющим в первый миг недомыслием ребенка. — Так вот, милая барышня, Рукосил, величайший чародей современности, при мне сказал, что искрень не может запустить никто. Никто! Есть глухие упоминания у древних. Это все.
— Да?
— И заметьте, барышня, я не спрашиваю, как вы это сделали. Боже упаси спрашивать! Но, царевна… — Дракула запнулся. — Если вы все же надумаете взять власть, вспомните обо мне. Возможно, вам понадобится хороший верный дворецкий… Или у вас есть сомнения?
— Да-а, — обалдело пробормотала она, поскольку ответ был уже подсказан вопросом.
— Тогда прошу вас сюда.
Под откинутой лавкой открылся продолговатый ящик, целиком загруженный уложенными корешками вверх книгами и тетрадями.
— Здесь полный порядок, — со сдержанным удовлетворением объявил Дракула. — Вы хотите проверить мою отчетность?
Она ответила изумленным взглядом.
— Видите ли, милая барышня, — он медленно опустил крышку ларя, — если вы в самом деле надумаете завладеть миром, вам понадобится большое хозяйство. Когда у вас будет три тысячи платьев — как упомнить? Вам понадобится верный человек, у которого все записано.
— Дракула, как-то вы уж очень замахиваетесь. Вы только что советовали мне бежать.
Дворецкий, словно бы спохватившись, на мгновение замер и потянулся к бутылке. Но пить не стал.
— Вы не заметили главного, милая барышня: у вас нет выхода. Вам придется овладеть миром или погибнуть. Другого выхода нет. Или пшик-вжик ой-ё-ёй или три тысячи платьев. Искрень и есть тот самый философский камень, над которым понапрасну свихнулись выдающиеся умы древности. Это могущество. Это власть. Это полное и совершенное оружие. Как вы думаете, Рукосил оставит такую игрушку в чужих руках? Оставит он в живых такого человека? Вам придется стать сильнее всех, просто для того, чтобы уцелеть. В итоге все то же: три тысячи платьев…
Теперь пигалики. Вы потревожили осиное гнездо, барышня. Сообщество свободных пигаликов объявило Золотинку в розыск. Это не так уж часто бывает. Разыщут. Пигалики всерьез взялись за одну юную, бестолковую, не имеющую ни союзников, ни собственного войска, ни укрепленных замков девчушку. Как эта милая девушка, с таким чудным, по уверению Рукосила, именем, думает уберечься от смертного приговора, который вынесли ей не ведающие сомнений пигалики? Пусть эта славная девушка примет во внимание, что у них везде свои люди. Поверьте, пигалики лучше меня знают, кто у меня на кухне ворует, сколько и почем.
— А вы, вы, Дракула?.. Вы тоже их соглядатай? — перебила Золотинка, что-то сообразив.
Дворецкий сказал, несколько сбившись с тона:
— Мне приходилось оказывать пигаликам мелкие услуги. Но я не брал платы… Старался не брать… Поймите, барышня, вы в опасности, и что еще хуже, вы сами опасны. Вы расточаете вокруг себя затхлый дух застенков, ароматы ядов и тепловатые испарения крови. Голова кружится, барышня. Поэтому я ухожу в запой. Когда овладеете миром, позовите меня. А сейчас вам нужно бежать. И торопитесь. Через сутки начнется погоня. Над дорогами запорхают сороки, совы и орлы.
— Я знаю.
Он почти не запнулся на этом ненужном замечании.
— Все, царевна, я ухожу, до свидания. Я видел вас, как живую. Вы и сейчас мне мерещитесь — удивительное создание!
Благополучно опорожнив кружку, он начал устраиваться, поставил к изголовью несколько бутылок, улегся и прикрыл глаза. Притихшая, задумчивая Золотинка нисколько его не стесняла. Она оперлась рукой на стол, как бы собираясь подняться, но все сидела, не поднимая головы.
— Дракула, откуда пигалики на свадьбе? — спросила она.
— Их пригласили. Так полагается.
— А где их найти, чтобы не шастать под окнами Новых палат?
— Зачем искать? Они сами вас найдут.
— Но если понадобится?
— Знаете Видохина? Это наш ручной сумасшедший. Пигалики его особенно уважают. Башня Единорога справа от спуска на нижний двор. Он там. И там все их пигаличье кубло. А больше не знаю.
Необходимость отвечать Золотинке заставила Дракулу протрезветь настолько, что он приподнялся и выхлестал через силу полную кружку вина. И тогда уж повалился пластом, для большей убедительности откинув на пол и руку, и ногу.
— Уходите скорей и не забудьте закрыть за собой дверь, — попросил он напоследок.
Но она отвлеклась на смутный рев площади. Сквозь зеленые стекла трудно было разобрать, что там. Потянулась через стол, подергала захватанную медную ручку и с треском распахнула оконницу.
Порывай ступил на канат, а канатоходцы жались в глубине раскрытой башни. Одной ногой медный болван опирался на канат, а другую не смел оторвать от помоста. На жуткой высоте под небом… Понимал ли Рукосил, что это потешное представление означает для медного человека самоубийство?