Рождение волшебницы

Изредка пробуждаясь, чтобы выглянуть за рваный полог, Золотинка спала и дремала до перевоза через великую реку Белую. Но и после того, как телега въехала на паром и закачалась, не разомкнула глаз. Не так бы она вела себя года два назад, не испытавши еще прихотей и насмешек судьбы, — прежнее любопытство угасло без удовлетворения. Место восхитительных ожиданий — подумать только: Толпень! — заняли тягостные предчувствия. Прежде слово Толпень стояло где-то близко к понятию счастья — здесь ожидала она самого главного и необыкновенного в своей жизни. Иное было теперь… И она медлила просыпаться, чтобы встретить великий город, потому что не видела впереди ничего, кроме трудов и опасностей. И вдруг вскочила, порывисто раздвинула полог. Открытый взору Толпень удивил ее своими размерами и бесчестным множеством величественных зданий и церквей, каждая из которых была бы предметом гордости для такого богатого торгового города, как Колобжег. Пришлось совсем высунуться из повозки, чтобы охватить взглядом сереющий по левую руку Вышгород. Великокняжеский кремль — неведомо как вознесенное на скалу творение — казался единым всплеском резного камня, крыш и шпилей. В блеклом пасмурном небе кремль выплывал, как похожий на потеки облаков размытый рисунок.

Вот там Юлий и родился, в Вышгороде — над людской суетой, над простором, над криками разносчиков, гомоном торгов, грохотом ремесел и увеселений, над дымом очагов. И еще того выше, в мягко прорисованном среди облаков, словно струящемся к небу кремле. Оттого он такой и есть, Юлька. Здесь он родился и рос, думала Золотинка с острым сожалением от невозможности перенестись в прошлое, чтобы встретить там мальчика Юлия и сказать ему доброе слово. Потом, под действием новой, горькой мысли она нырнула за полог и, порывшись в котомке, достала хотенчик Юлия, в котором хранилось последнее желание юноши. Из предосторожности она замотала рогульку в тряпку и тогда уж попробовала ее испытать, не выпуская из рук.

Закрепленный волшебством помысел Юлия утягивал хотенчик в сторону нижнего города, но не Вышгорода. Власть, как видно, не увлекала потерявшего престол государя. А то, что его увлекало — Притворная или Лживая, попросту говоря, Золотинка… ведь любил он все ж таки Лживую, а не Золотинку, которую не успел узнать, — эта ложь не обязательно обреталась в Вышгороде. Золотинка загадочно усмехнулась, упрятала прилежно обернутое в тряпицу желание Юлия — и тут приехали. Паром жестко ткнулся о пристань.

— Что везешь? — на паром по-хозяйски взошли стражники в ржавых кожаных куртках.

Надо думать, это были таможенники.

— Зерно, господин десятник, четыре четверти, — угодливо сказал возчик, и Золотинка, чуя неладное, торопливо развязала мешочек с пеплом, чтобы распылить его вокруг себя.

Она едва успела обморочить замкнутое кибиткой пространство, как спереди заглянул стражник, недовольный мордатый дядька в помятом шлеме. Перегнувшись через козлы, где лежал оставленный возчиком кнут, стражник чихнул и трахнул кулаком мешок, а потом другой, немногим только не дотянувшись до затаившего дыхания пигалика. Заглянул с передка и хозяин. Он несколько удивился, не обнаружив под навесом мальчишки, но не успел свое удивление осмыслить, озабоченный не мальчишкой, а благорасположением стражников.

— А под мешками что? — спросил тот, еще раз глянув невидящими глазами туда, где таился оборотень.

— Это в каком же, позволительно сказать, смысле? — залебезил хозяин. — Как есть ничего. Мы власти послушны…

— Че-его?!

— То есть, я говорю, послушны, — испугался хозяин, суетливый тщедушный человечек.

Повозка, тяжело западая колесами на неровностях, скатилась по сходням на берег, и странные таможенники не тронули ни одного мешка, чтобы перевесить зерно.

— Тебе куда, малый? — малую долю часа спустя оторопело спросил возчик, таким вот образом выразив свою удивление, когда обнаружил мальчишку среди мешков. Телега тяжко постукивала по булыжникам мостовой. — Мы стоим на Поварской. На извозчичьем двору. До Поварской я тебя довезу. Лады?

— Лады, — покладисто согласилась Золотинка.

Возчик шагал рядом с повозкой, а она ехала на мешках.

Занимаясь котомкой, она снова достала укутанный в тряпку хотенчик и не утерпела испытать. Сверток, выворачиваясь из рук, показывал на восток. Сидя в закрытой повозке на кривых улицах пасмурного города, непросто было отличить восток от запада, но никакого сомнения, во всяком случае, не оставалось, что хотенчик тыкался в правый бок кибитки.

Малую долю часа спустя сверток с желанием Юлия чуть не выскользнул по недосмотру из развязанной торбы — Золотинка ахнула. Она поймала беглеца на самом задку повозки, и чудом только не произошло непоправимое: вздыбленная рогулькой тряпка не выскочила на улицу пред восхищенные взоры зевак.