Рождение волшебницы

— А я это обнаружил на ощупь. Когда я ощупал себя и обнаружил, что довольствуюсь одной ногой, то сейчас же сообразил, что сходный недуг постиг и принцессу.

— Ну… что ты хочешь этим сказать? — с некоторым недовольством уже, помолчав, возразил государь.

— Всякий человек стоит на двух ногах. Одна нога — правда, другая — ложь. Невозможно прожить одной правдой, как невозможно прожить одной ложью. Принцесса открывает рот только для того, чтобы поведать правду, а я — чтобы солгать. Вот и получается, что мы оба калеки, каждый на свой салтык. Мы оба нуждаемся в снисхождении.

— Это ты верно заметил, дурак, — вздохнул государь. — Или оба нуждаетесь в наказании… Веревку-то принесли? — спросил он, как раз приметив поспешно бегущего человечка с целым мотком шелковой бечевки. — Ну так привяжите дурака к вазе.

— И все скоморохи вон! — прикрикнул Лжевидохин, когда стража с особенным, веселым рвением исполнила приказ и примотала Лепеля к узкой высокой вазе, доходившей ему до груди. Над головой юноши диким венком свисали заморские цветы: непомерно большие, мясистые, они источали сладковатый трупный запах.

— Вон! — повторил оборотень, и в голосе его звучало нечто пронзительное, отчего являлась слабость в ногах и сухость в горле, исчезала всякая мысль о сопротивлении. Скоморохи бросились врассыпную через множество лазеек между столами. Повинуясь особому указанию государя, отступила стража.

На опустевшем пространстве посреди палаты остался запутанный в пышные заросли цветов Лепель. Возле него, словно пытаясь что-то понять, озиралась Нута. На мраморном полу валялись позабытые в спешке бубен и мячики.

— Принцесса, есть еще время удалиться! — сказал Лжевидохин.

Теперь Нута подняла глаза на юношу, словно впервые решилась его разглядеть. Она удивилась цветам, которые осеняли его лицо — белые большие раструбы, казалось, веяли снеговым холодом.

— Вы помните меня? — спросил юноша тихо.

Сотни глаз глядели на них с тем напускным равнодушием, с каким люди отгораживаются от обреченных, чтобы сохранить себя.

— Теперь запомню, — слабо улыбнувшись, сказала Нута и тронула юношу за плечо.

Это было весьма неосторожно с ее стороны. Слюнтяйство нежных прикосновений и теплых взглядов Лжевидохин презирал с холодной злобой опустошенного человека.

— Рекс, Цезарь! — окликнул он собак.

Два царственных зверя, один совершенно черный, другой в лоснящихся серых подпалинах, подняли головы.

— Взять! — хрипло сказал хозяин, указывая на середину палаты.

Обожравшиеся псы соображали не особенно живо. Они выбежали вперед, оглядываясь за указаниями. Деруи тяжело дышал, стиснув столовый нож из мягкого серебра. В широкие двери палаты справа и слева от рундука с престолами входили отряды кольчужников, иные из них держали взведенные самострелы. Перемещаясь вереницами вдоль стен, стража заходила в тыл мессалонскому посольству и посольству Куйши одновременно.

— Ну, хватит уже. Прекратите! — как-то расслабленно, словно бы через силу, сказала великая государыня Золотинка — никто не слышал ее — и поднялась. Государыня слепо двинулась к выходу — кольчужники расступились. Вызывающий Зимкин побег, разумеется, не ускользнул от Рукосила, он кинул косой взгляд, но отвлекаться не стал.

Поджарые собаки играли витыми мышцами, скалили клыки и плотоядно приглядывались к неподвижному, в веревках, человеку и к маленькой женщине подле него. В воздухе веяло жестоким и сладостным запахом теплой крови. Псы глухо рычали, распаляя в себе ярость. Хозяин не отзывал их, не выказывая ни малейших признаков порицания. Тогда они побежали кругом жертв, как бы отгораживая мужчину и женщину от остального, не подлежащего растерзанию общества…

И гром грянул! В судорожной тишине, где едва-едва дребезжал смешок Лжевидохина, раздался мягкий и тяжелый стук, почти без промежутка он слился с новым, еще более сильным ударом — откуда ни возьмись свалился кот с какой-то дрянью в зубах! Собаки сделали стойку.

Явление Почтеннейшего произвело сильное впечатление на захваченную иными ожиданиями палату. Жаль только, никто не видел изумительного по отваге прыжка: рыжий кот сорвался с нависающей над раскрытым окном ветви и, точно попав на перекладину, оттуда сиганул вниз — с высоты церковного свода, то есть с высоты в пять-шесть саженей, не меньше, потому что узкие окна поднимались под самый потолок. К подножию государева престола.

Тут его и увидели. Все взоры обратились на рыжего зверя, который сжимал в зубах… покрытую зелеными побегами ветку. Падение оглушило кота, мгновение-другое он пребывал в бездействии. Этого мгновения и не хватило Почтеннейшему, чтобы, выпустив изо рта хотенчик, воззвать к чародею.

Собаки сорвались с места черными молниями.

Что оставалось? — метнуться прочь. Круто промчался кот вкруг государева престола — яростно запыхтели и заухали вслед ему едулопы. А кот, вильнув под столом государыни, рыжим пламенем проскочил открытое пространство и отчаянным прыжком, едва не оставив хвост в собачьей пасти, взлетел на стол под желтой скатертью.