Рождение волшебницы

— Я отнял его у пигалика, — виновато гудел кувшин. — Он украл… пигалик украл хотенчик… волшебную палочку и с ней перстень, он украл их в Межибожском дворце… Но проклятый сучок начал расти. Когда я сидел на дереве за окном. И на нем волшебный камень.

— Ну-ка, вылезай. Дай сюда, — распорядился Рукосил, ерзая в кресле. — Уберите собак, возьмите их на свору.

По указанию государя кота извлекли на свет: он удерживал в зубах сухую деревяшку, от который шли длинные шустрые побеги.

На конце рогульки тускло сверкнул камень. Рукосил сомнительно выпятил губы, не зная, верить ли собственным глазам. Камень этот был безвозвратно потерянный два года назад Паракон. Когда Рукосил осторожно принял зеленеющее растение, он окончательно убедился, что судьба поворачивается лицом… Та самая удача, что рано или поздно приходит к сильным. Паракон!

Перстень без затруднений сошел с деревяшки, и Рукосил — едва ли он поступил бы так небрежно и необдуманно, если бы не кружившее голову волнение, — надел его на безымянный палец левой руки. Почти тотчас же он почувствовал легкое пожатие, которое нетрудно было истолковать как признание: волшебный камень приветствовал исконного хозяина.

Усевшись в ногах, кот преданно засматривал в глаза, ожидая доброго слова.

И если что смущало еще Рукосила, так это загадочный расцвет хотенчика. Гибкие побеги толщиною не больше мизинца расползались, как проворные змейки, лоза свисала с колен, ползла через стол, а самая проворная успела уже спуститься с рундука на выложенные мраморными плитами пол и скользила, ощупывая дорогу суетливыми движениями усиков.

— Что это? — настороженно спросил Лжевидохин у кота, понимая, впрочем, что спрашивать бесполезно.

И, видимо, не следовало выдавать растерянность перед посольствами и двором. Нахальное своевольство хотенчика — если это и в самом деле был хотенчик — пора было прекратить любой ценой. Но при всей своей самоуверенности Рукосил, опытный волшебник, отчетливо сознавал, как легко попасть впросак, когда… когда ничего не понимаешь. Самое глупое и опасное положение в чародействе.

Приходилось, однако, торопиться. Расстегнув жемчужные пуговицы на груди, Лжевидохин достал из-под кафтана большой изумруд на плоской золотой цепи. Благоговейный шепот присутствующих свидетельствовал, что они узнали Сорокон.

Коснувшись изумрудом деревяшки, Лжевидохин зашептал. Зеленый камень побежал искрами, они впивались в дерево, сухая рогулька и зеленые побеги, что раскинулись уже по полу шагов на десять, начали подрагивать, побеги болезненно извивались, но продолжали расти вопреки всем усилиям волшебника.

Лжевидохин не отступал и еще усерднее склонился над хотенчиком. Искры сыпались, деревяшка чернела, грязная сыпь распространялась по побегам, желтели и жухли листья, обретая серо-железный цвет, — но продолжали расти. Побеги еще быстрее ползли по полу, извиваясь по мраморным плитам, они шелестели и громыхали, как жестяные, слышался мелкий, не особенно благозвучный перезвон.

Теперь уж не только Рукосил, но и весь возбужденный чудесами двор понимал, что происходит нечто такое, чего великий владыка не мог ни предвидеть, ни укротить. А рыжий кот как будто бы ничего иного и не ожидал, неподвижный, немигающий прищур его желтых глаз не выражал ни малейшего беспокойства.

Оставалось только наблюдать, как три почерневших побега свернулись в кольцо вокруг скомороха и принцессы и начали сплетаться в кружевную стенку, положив основание некоему сооружению вроде корзины несколько шагов в поперечнике. Занятые целенаправленной работой, побеги замельтешили еще живее — стены корзины или, может быть, клетки поднимались с завораживающей глаз скоростью. Рукосил опомнился, когда плетеная загородка поднялась скомороху по грудь и почти скрыла принцессу — виднелся только маленький золотой венец в черных волосах.

— Измена! — раздался чей-то возглас. Преданные государю слованские вельможи волновались. И хотя Рукосил со свойственной ему трезвостью оставался далек от поспешных заключений, по всему выходило, что следует воспользоваться подсказкой: измена!

— Взять негодяя! — бросил государь, указывая на кота.

Почтеннейший от растерянности замяукал, когда же понял, что несет чушь вместо членораздельной речи, осталось только шарахнуться от спущенных со своры собак. В то же мгновение короткая тяжелая стрела жестоко чиркнула по полу, выбив во мраморе борозду — осыпанный каменной сечкой кот помчался себя на помня.

Грохот, вопли, вой преследовали обезумевшего кота. Неведомо как очутился он на кружевной ограде и кинулся прямо в цветы, раскинувшиеся над головами узников. Брошенный ему вдогонку кубок срубил зелень, а кот свалился вниз, в укрытие.

Когда, поддержанный под руки вельможами, Лжевидохин добрался до клетки, черные побеги перебросились через верх и вовсю принялись заплетать свод, чтобы накрыть убежище. Полное заточение троих узников было делом непродолжительного времени.

— Великий государь! — задыхаясь, взывал кот, который опасался волшебной западни не многим меньше, чем собак. — Не вели казнить! Припадаю к стопам!