– Эля, я много общаюсь со старыми ворами. Стариков надо греть и старость уважать. Так вот, они утверждают, что сейчас уголовного мира уже нет. Один сплошной беспредел. Во времена их молодости хулиганка была не в уважухе. Люди старались думать головой. Именно это ценилось в воровском сообществе. А сейчас, говорят они, зайди в любую камеру в Бутырке – из пятидесяти сидельцев сорок идут за хулиганку. Ведут себя развязанно, нагло, сплошные понты и слова, в которых тонешь. Никаких конкретных дел. Воры говорят: они в своё время, прежде чем что-то провернуть или предложить дело, неделями сидели, думали, взвешивали, ориентировались на местах предстоящих событий, что называется, обнюхивали каждую сберкассу, каждую квартиру, каждого терпилу, на которого была наводка. Сейчас так уже не работают. Пытаются нападать в лоб без всякой подготовки. Отсюда столько крови. Да и преступления ментовские собаки раскрывают очень легко, ведь у новых крутых нет никакого понятия ни о примитивной конспирации, ни о сужении круга задействованных людей. Одним словом, никаких криминальных корней и традиций. Для примера возьми знаменитый кодекс молчания сицилийской мафии. За лишний пьяный разговор о том, что, где и когда происходило, могут запросто грохнуть не только тебя, но и вырезать всю твою семью. Поэтому у тамошних подельщиков всегда рот на замке. Нынешние же, получив какой-то навар, по пьянке либо под сладким кокаином рассказывают о своих якобы подвигах всем подряд. Даже не задумываются о том, что все проститутки в так называемых элитных борделях – осведомители московской уголовки. Раньше ведь воровали только те, кому по судьбе положено, а сейчас только дай любую халявную возможность. Главный фактор – безнаказанность. Идти за свои действия под суд никто не желает. Отсюда беспредел и наглость содеянного. Везде есть преступный мир, так Всевышним положено, но он должен быть маленьким, как и любое закрытое сообщество. Не так, как в нынешней России – преступный мир поголовный. Этот бардак длится уже двадцать лет, а наши власти считают, что это нормальное состояние так называемого переходного периода. Враньё для дешёвого быдла. Просто схема безнаказанности обеспечивает поголовное всеобъемлющее воровство и растаскивание государства. Вот поэтому я и говорю, что государственность может обеспечить только настоящий закон и, главное, люди, которые будут проводить этот закон в жизнь. – Стас замолчал, подошёл ко мне ближе и прижал меня к себе. – Эля, я хочу тебя сегодня ночью.
– Нет, – отстранилась я.
– Что случилось? Почему?
– Потому что у меня очень сильно болит голова. Я плохо себя чувствую.
– Поехали в Москву. Нафиг тебе сдался этот сельский учитель?!
– Никуда не поеду. Я решила пожить пока здесь.
– Тогда поеду я, – бросил Стас и направился к машине.
– Поезжай осторожно, дорога тёмная… – Я обрадовалась, что он уезжает.
– Спасибо за заботу! – бросил Стас и надавил на газ.
Войдя в дом, я вновь застала пьющую Маринку.
– А где твоя тётка? Почему она тебе пить разрешает?
– Уехала к подруге в деревню на пару дней. Ну что, разобралась со своими мужиками? Мне лично больше Стас нравится. «Сельпо» твой, конечно, интересный, ну какие с ним перспективы? На сеновале потрахаться?
– Марина, ты со своей жизнью разберись. Какого чёрта лезешь в чужую?
– Так вот разбираюсь, только никто меня не выкупает.
– Подождём ещё, – буркнула я и пошла спать.
Глава 18
Я проснулась с первыми лучами солнца, вышла из спальни и… не удержалась, закричала. На диване лежала Маринка с выпученными глазами и застывшим лицом. Подойдя ближе, я с ужасом увидела, что её задушили колготками. В том, что Маринка мертва, не было сомнений. Неожиданно дверь открылась, и в дом вошёл Стас.
– Я решил вернуться. Что-то на душе неспокойно…
– Стас, как же ты вовремя! Маринку убили! – бросилась я ему на шею.
– Как убили?
– Посмотри, её задушили колготками! Мне страшно! Здесь где-то Белый.
– Господи, девочка моя, не бойся, я с тобой. Нужно отсюда уезжать как можно быстрее.
– Но ведь вернётся её тётка…
– Труп положим в машину и где-нибудь в лесу выбросим.
Стас подошёл к мёртвой Маринке, а я обратила внимание на его поцарапанные руки. А у Маринки были сломаны несколько длинных ногтей…
– Стас, это же ты убил Маринку, – ледяным тоном произнесла я.
– С чего ты взяла?
– У тебя руки до крови расцарапаны. Раны глубокие и свежие. Когда ты уезжал в Москву, их не было. Когда ты душил её колготками, она сопротивлялась как могла… Впилась в твои руки своими ногтями, некоторые отлетели. Зачем ты её задушил?!
Стас моментально изменился в лице, посмотрел на меня безумным взглядом и даже оскалился.
– А как я ещё тебя должен был увезти из этой деревни, от этого сельского идиота?!
Чем ближе он ко мне подходил, тем дальше я отступала и, забежав в спальню, закрылась на щеколду. Стас начал выбивать дверь и кричать:
– Эля, не дури, открой! У тебя никогда не было и не будет такого преданного человека, как я! Тебя никто не будет так любить!
– Мне не нужна твоя любовь! – кричала я что было сил, дрожа как осиновый лист.