Рожденные ползать

Когда Алик закончил смеяться, он на минуту задумался, потом щелкнул пальцами:

— Кажется, у меня есть неплохая идея. Думаю, я смогу тебе помочь. А что, если… Ты когда-нибудь панораму Таллина видел?

— Видел.

— И что там тебе больше всего в глаза бросается?

— Не знаю. Вроде бы, ничего. Таллин, как Таллин.

— Шпили, высокие кафедральные шпили. Догоняешь?

— А при чем здесь это?

— Хорошо, объясняю подробно. В ближайший выходной надеваешь военную форму и едешь в Таллин. Находишь любой действующий храм, лучше лютеранский, а не православный и… Ты меня понял?

— Зачем? Я же в бога не верю.

— О, господи, боже мой! Ты подходишь к священнику и объясняешь ему, что блудный сын после долгих скитаний хочет припасть к ногам святой истины. Понял?

Глаза Лихоткина округлились:

— Какой сын? Почему блудливый? Чьи ноги? Ничего не понимаю! Это что из цикла: зачем мне холодильник, если я не курю? Слушай, ты можешь повторить то же самое, только по-русски?

— Верующим ты хочешь стать. Верующим! Понятно? Покрестишься, начнешь соблюдать обряды. В общем, все, что у них там положено, — как маленькому разложил все по полочкам Бармин.

— А, это в смысле, чтобы…, — начал соображать Лихоткин.

— Конечно, именно в этом смысле. Потом, приезжаешь в часть и прямиком к замполиту. Прошу мол, вашего совета, товарищ подполковник. И дальше, так, наивно-наивно. Как вы думаете, могу я оставаться комсомольцем, являясь одновременно членом религиозной общины? Понятное дело — Птицын выпадает в осадок, все выясняется. Начинает он просить тебя не дурить, грозит всевозможными карами. Вот, тут и начинается самое главное, слушай внимательно. Ты, с одной стороны, говоришь, что от веры в бога отказаться не можешь, а с другой, согласен на любое наказание, лишь бы из армии не выгнали. Видя, что ты боишься больше всего оказаться на гражданке, замполит делает упор именно на этом. В результате, взять тебя за задницу нельзя, потому что, ты закон о всеобщей воинской обязанности не нарушаешь. Напротив, служить в армии не только не отказываешься, но и жаждешь. В то же время, ясно, что командование такое пятно на чести полка поиметь не пожелает, и тебя быстренько выпрут из рядов Вооруженных Сил. Что и требовалось доказать!

— Ну, ты даешь! — Лихоткин восхищенно хлопнул себя по коленкам. — Ну, двухгодичники! Ну, змеи! Хитры, ничего не скажешь.

— Да, ладно, — скромно потупился Алик. — Это же классика. Дарю. Пользуйся на здоровье.

Они замолчали — к самолету Бармина подходил начальник группы средств аварийного спасения старший лейтенант Прихватько.

— Здорово, Лихота, — поздоровался он с Лихоткиным.

— Поздоровее видали, — вежливо отозвался тот.

— Привет, тотальникам, — это уже предназначалось для Алика. — Как служба?

— «Служить бы рад, прислуживаться тошно!», — скривился двухгодичник.

— Кому это ты прислуживаешь?

— Это не я. Это — «Горе от ума», Грибоедова. Темнота. У тебя, сколько в средней школе по русской литературе было?

— Сколько надо, столько и было, — сразу насупился Прихватько. — Зато по физкультуре — «пятерка» и еще второй юношеский по боксу в училище!

— Э-э-э, ребята! — видя, что назревает ссора, Лихоткин встал на ноги. — Давайте, поспокойнее. И ты, Прихватько заканчивай. Алик мой друг и я его в обиду не дам.

Видя, что остался в одиночестве, Прихватько поспешил перевести все на шутку:

— Что ж такое. Никак подраться не получается, а то я уже….

Он не договорил и, внезапно сделав огромный прыжок в сторону, одновременно толкнул Лихоткина в грудь, отчего тот отлетел назад на чехол. Упавший не успел открыть рот, чтобы что-то сказать, как мимо них на приличной скорости проскочила «воздушка» — машина для заправки самолетов сжатым воздухом. За рулем сидел солдат с выпученными ошалевшими глазами.

— Вот, кому бы действительно морду следовало набить, — закончил свою фразу Прихватько. — Кстати, с тебя бутылка Лихота. За спасение твоей никчемной жизни.

Лихоткин встал, отряхиваясь, и возмущенно заговорил:

— Во, психи, в этом батальоне! Правильно говорят в армии: бойся лошади сзади, корову спереди, а военного водителя со всех сторон.

— Откуда их только набирают? — поинтересовался Алик. — Анютова, знаете из второй? Из-за такого вот придурка, ему чуть башку лопнувшим тросом не отрезало, когда укрытие закрывал.

— Ха, Анютову только чуть было не отрезало, — Лихоткин уже пришел в себя. — А вот мне в прошлом году по-настоящему два ребра поворотным рычагом сломало, когда самолет в укрытие закатывал. Я кричу: «Давай, потихоньку!», а водила, как газанул…. В общем, не успел я удержать прямо переднюю стойку, рычаг из рук вырвался и, как… Короче влетел я в укрытие впереди самолета. А, неуправляемый ероплан левым стабилизатором протаранил стенку укрытия. Вот, это было — да!

Продолжить тему не удалось. Вдоль линейки самолетов неторопливо шел майор Карпинский — инженер первой эскадрильи. Завидев стоящую троицу, он махнул рукой и прокричал:

— Отбой полетам. Грозовой фронт приближается. Зачехляйтесь.

Бармин с Лихоткиным отправились выполнять приказ.