Рожденные ползать

Я вспомнил о двухнедельных сборах сразу после моего призыва в армию — курс молодого бойца. Тогда мне удалось пострелять из пистолета первый, и видимо уже и в последний раз.

— С трех выстрелов смогу застрелиться, — честно признался я.

— Вот то-то и оно, — почесал затылок Дед. — Чувствую, что в случае войны порежут тут нас всех, как пить дать порежут. Прямо в этих самых ямках. А я только, что из первой. Пошел, посмотрел. Во, делов там натворили. Все укрытия пооткрывали. Везде копоть от сгоревших взрывпакетов. Просто чудо, что ни один самолет на самом деле не загорелся. Ведь керосин везде. Даже в братском полку шороха понаделали.

— А что, их разве тоже таким способом проверили? — удивился я.

— Нет, не проверили. Но выводы они сделали. Сегодня с Адамом разговаривал, из братского. Он говорит, что их командир полка приказал создать специальную караульную роту. Набрали туда настоящих зверей. По-русски почти не говорят, но главную заповедь караульной службы усвоили намертво. То есть никого к объекту охраны не подпускать и даже если мать родную на посту застрелишь, то ничего тебе за это не будет. Наоборот, еще и отпуск дадут.

Я вытер пот со лба и прервал словоизлияния ветерана:

— Ну, это то понятно. Дед, а ты чего не копаешь? Ведь не успеешь.

— Успею, — усмехнулся капитан. — Я способ знаю.

— Какой такой способ?

— Эх, Анютов. Не понял ты еще сути армейской службы. Когда получен приказ, не торопись его выполнять — жди отмены. Пойдем лучше вон в тенечек покурим, а потом начнем стаскивать барахло в кучу для костра. Это задание нам по силам. Да и к вечеру будет, о чем отчитываться.

Забегая вперед, скажу, что Борзоконь оказался прав. Народ посовещался и послал нашего жучару Филонова на ближайшую стройку в компании с банкой технического спирта. В тот же день оттуда приехала бурильная установка, которая быстро и аккуратно насверлила необходимое количество отверстий под фонарные столбы. Наши же окопы, вырытые для проформы на глубину, едва достаточную для сидячего человека, оказались никому не нужны. Осенью они заполнились водой, а на следующий год осыпались и практически исчезли.

После пары часов героической работы всего звена, неподалеку от моего укрытия возникла большая куча, состоящая из деревянных ящиков, пустой бомботары, чехлов, ложементов и прочего авиационного имущества.

В комплекте с новыми самолетами, в строевые полки приходило огромное количество разных приспособлений, заглушек, чехлов и прочей эксплуатационной оснастки. Большая часть этих предметов изготавливалась из первосортных материалов: кожи, брезента, дерева, специальных тканей (в условиях царившего в советской торговле острого товарного голода). Все это прошло военную приемку на заводах, где военпреды тщательно проверяли качество изготовления и бились за каждую долю миллиметра допуска. Оно было доставлено в полки авиационным транспортом, в высококачественной таре, тщательно упакованное в несколько слоев вощеной бумаги. Одним словом, на армии в стране не экономили.

Однако, затем, реальная жизнь вносила свои коррективы в разработанные конструкторскими бюро инструкции. Технический состав медленно, но верно избавлялся от всего того, что ему казалось ненужным, оставляя только необходимый (по его мнению) минимум. Лишнее оседало в зоне и то, что не разворовывалось рано или поздно должно было умереть.

Сегодня этот приговор был подписан и обжалованию не подлежал. Панин чиркнул спичкой, поджег скрученную газету, и кинул ее к подножью кучи. Даже облитая керосином, она поначалу не хотела загораться, но, в конце концов, ярко вспыхнула. С воем высокий столб пламени рванулся в небо, обдав нас нестерпимым жаром. Мы отскочили в сторону и молча уставились на этот огромный факел. Пот тек по нашим грязным телам, обнаженным по пояс и покрытым офицерским загаром (то есть, до черноты загорелым лицам и кистям рук и бледным спинам и животам), но все равно, никто не уходил.

Дед стоял, как каменное изваяние. С прищуренными глазами от яркого солнца, капитан был похож на древнего кочевника, наблюдающего, как горит разграбленный и подожженный город.

— У меня живет тетка, в Курской губернии, — громко начал он, стараясь перекрыть треск горящего дерева. — Мужа еще в войну потеряла. Больше замуж уже не вышла и до самой пенсии проработала стрелочницей на железной дороге. В оконцовке, получила от работы домик, в полосе отчуждения, рядом с железкой. Размером примерно с будку для инвентаря. Знаете, такие, что на садово-огородных участках народ ставит? Сколько помню, ходила она всегда в одной и той же фуфайке и резиновых сапогах.

Дед ненадолго замолчал, вспоминая, потом продолжил свой рассказ:

— Пару лет назад был я у нее в гостях. Тетя Варя, говорю, нельзя так. Понимаю, что пенсия у тебя маленькая. Давай, я тебе какое-нибудь пальто куплю и туфли. А она отвечает: ничего мне не надо. Вот, ты вернешься назад, так там и передай: сынки, мы последнюю копейку армии отдадим. Сами голодать будем. Главное, чтобы войны не было!

— Ты это к чему? — поинтересовался Панин.