Рожденные Смершем

Хорошая зрительная память, инженерные знания и навыки чертежника помогли Ибрагиму в деталях воссоздать на бумаге схему укреплений в районе Инкермана. В разговорах с офицерами ему удалось добыть данные о численности и составе войск Севастопольского укрепрайона. В Старый Крым он возвращался в хорошем настроении, наконец удалось выполнить задание Кулатова.

Под стать настроению была и погода. Пришла ранняя оттепель. Зима о себе напоминала снежными шапками на вершинах гор и легкими заморозками в предгорьях. В долинах и на побережье хозяйничала весна, бледно-розовыми кострами полыхали буйно цветущий миндаль и японская айва. Жаром одуванчиком полыхали обочины дороги, пестрый ковер из белоснежных подснежников, примул и нежно-фиолетовой сон-травы устилал южные склоны гор, Ибрагим полной грудью вдыхал бодрящий воздух весны, грядущей победы и на время забыл о войне. Его взгляд обращался то к горам, застывшим в суровом величии, то к морю, неповторимому в своих оттенках и манящему фантастическими миражами, то к небу, по которому плыли диковинные воздушные замки.

Порыв ветра развеял туманную дымку над морем, и Ибрагиму почудилось, что у кромки горизонта возник парусник. Изящный, легкий, он словно бросал дерзкий вызов бронированным чудовищам: немецким эсминцам и фрегатам, затаившимся в глубине севастопольской бухты, береговым батареям, хищно нацелившимся стволами орудий на рейд. Подобно отважному буревестнику, парусник на всех парах плыл навстречу опасности. Его нос резал волну, фонтаны брызг поднимались в воздух и изумрудной росой оседали на верхней палубе и капитанском мостике. Ибрагим ощутил на губах соленый привкус, подставил лицо тугим струям воздуха и отдался во власть ощущений. Подобно кумиру своей юности — благородному капитану Грею, он наперекор страданиям и ужасам войны стремился к встрече со своей мечтой — Алиме, которая безраздельно завладела его сердцем.

Она возникла из пьянящего голову запаха пробудившейся после зимней спячки земли, из бесконечного лазурного неба, из ярких солнечных лучей и изумрудной морской волны. Алиме, как та Бегущая по волнам, воспетая с такой пронзительной силой писателем Александром Грином, стремительной летящей походкой приближалась к Ибрагиму. Задорные искорки в глазах, тонкий овал лица с чувственными губами и лукавыми ямочками на щеках, как магнит, притягивали к себе. Он подался вперед, чтобы прикоснуться губами к кокетливой родинке, прятавшейся за ухом, но чудное видение исчезло, острая боль пронзила сердце Ибрагима…

В каменном зловонном мешке старокрымской тюрьмы трое в мундирах мышиного цвета склонились над истерзанным девичьим телом, распростертом на бетонном полу в луже крови. Четвертый сидел на стуле, курил сигарету за сигаретой и, нахохлившись как ворон, наблюдал за пыткой советской разведчицы. Сменяя друг друга, палачи из абвергруппы 302 —Михельсон, Зуб, Дубогрей и начальник отделения группы в Старом Крыме капитан Карл Вигениб вторые сутки истязали резидента «Софие». Измена радистки Гуляченко, казалось, делала бессмысленным сопротивление и оставляла лазейку для Алиме. Она не воспользовалась ею и обрекла себя на нечеловеческие муки.

Разгром группы подпольщиков в селе Джермай-Кашике, о котором в ГФП 312 ходили самые невероятные слухи, для Ибрагима стал тяжелейшим ударом. Второй, еще более тяжелый он получил 8 марта. Утром в кабинет не вошла, а ворвалась Вера; на ней не было лица, и сообщила об аресте Менановых и исчезновении Алиме. Это известие потрясло Ибрагима, он гнал прочь мысль об ее аресте, но холодная логика разведчика не оставляла места для надежды. Ему слишком хорошо были известны внутренние, скрытые механизмы действия гитлеровской спецслужбы, и потому он не ошибся в своем предположении. Вечорек, затеяв через Гуляченко радиоигру с разведотделом Отдельной Приморской армии, распорядился держать в секрете арест Алиме и поместил ее в особо охраняемый сектор тюрьмы. Это не остановило Ибрагима, он готов был идти на штурм, а когда остыл, то в споре с Кулатовым у них возник дерзкий план освобождения отважной разведчицы и ее боевых товарищей.