До его издания оставалось двое суток. Но этих суток у Селивановского могло и не быть. Через несколько часов ему предстояло прибыть в Москву и предстать перед глазами разгневанного наркома Берии, обвинившего его ни много ни мало, а в паникерстве! Селивановский поднялся с кресла и прошелся по кабинету, ходьба успокоила разгулявшиеся нервы. Возвратившись к столу, он принялся за изучение последних донесений, поступивших из особых отделов, чтобы найти дополнительные аргументы в отношении Гордова для доклада Берии. Их Селивановский находил в последней шифровке Никифорова.
«Так оно и есть! Ты все сделал правильно, Коля. Того, что произошло под Харьковом, не должно повториться. Иначе потеряем не только…»
Зуммер телефона ВЧ-связи прервал размышления Селивановского.
«Наверное, Абакумов», — подумал он, снял трубку и не ошибся, услышав хорошо знакомый голос руководителя военной контрразведки.
— Ну, Селивановский, и дурак же ты! Если своя башка не дорога, так о других подумай! Кто тебе дал право пулять свою писульку товарищу Сталину? Кто? Ты хоть соображаешь, что натворил? — распинал его Абакумов.
— Товарищ комиссар госбезопасности 3-го ранга, я готов ответить за каждое слово шифровки. Я готов понести…
— Он готов?! А пока отвечаю я! Только что нарком меня мордой по батарее возил! Говорит: у тебя не особисты, а анархисты! Что хотят, то и воротят! Кто тебе дал право меня и наркома посылать?! Кто?
— Товарищ комиссар госбезопасности 3-го ранга, я не хотел вас подставлять!..
— Чего?!..
— Я не хотел вас подставлять! Я отвечу за…
— Он ответит! Тоже мне адвокат нашелся!
— Товарищ комиссар госбезопасности 3-го ранга, ситуация на фронте критическая. Командующий Гордов не в состоянии взять ее под контроль. Его приказы дезорганизуют оборону и вносят…
— Да кто ты такой, чтобы давать такие оценки?! Кто? Я тебя спрашиваю? Кутузов? Суворов?
— Товарищ комиссар госбезопасности 3-го ранга, это не только моя, а и оценка подчиненных Гордова, — стоял на своем Селивановский. — У меня есть их показания, и они в один голос твердят: командующий не пользуется авторитетом, а своими действиями дезорганизует управление войсками.
— Да что ты заладил — «дезорганизует»! Он что, вредитель, предатель?
— Нет. Самодур, ни с кем и ни с чем не считается.
— И много у тебя таких показаний?
— Достаточно, в том числе генералов и офицеров штаба армии и фронта.
— Ладно, правдоруб, — сбавил тон Абакумов и уточнил: — Когда вылетаешь в Москву?
— С часу на час.
— Как только приземлишься, сразу ко мне.
— Товарищ комиссар госбезопасности 3-го ранга, а как быть с приказом наркома?
Абакумов задумался и после затянувшейся паузы спросил:
— Кто у тебя готовил шифровку?
— Майор Белоусов.
— Он как, язык за зубами держать умеет?
— Да.
— Возьми его с собой. Я пришлю за ним машину.
— Ясно! Есть!
— И обязательно прихвати показания военных на Гордова. Это твоя страховка.
— Я так и планировал, чтобы показать наркому.
— Не вздумай! Все, что можно, ты уже написал. Пусть Белоусов передаст их мне. Но об этом никому ни слова. Ты понял? — Так точно!
— И последнее, если хочешь сохранить свою безбашенную башку, при докладе наркому лишнего не болтать, прикуси язык, а там — куда кривая выведет.
— Понял, товарищ комиссар госбезопасности 3-го ранга.
— Понял он. Эх, Коля, Коля, ну что тебе неймется, опять вылез.
— Так я же правду написал.
— Опять двадцать пять. Короче, не ерепенься перед наркомом, а с Гордовым есть кому и без тебя разбираться.
— Ясно!
— Ну раз ясно, то держись! — закончил разговор Абакумов. Селивановский с облегчением выдохнул, опустил трубку на аппарат, откинулся на спинку кресла и несколько минут оставался недвижим. Среди грозовых туч, сгустившихся над его головой, проглянул просвет. Абакумов не испугался гнева наркома, не отскочил в сторону и старался, как мог, смягчить удар. Селивановский снова и снова возвращался к разговору с ним, тщательно анализировал каждую произнесенную фразу, интонации в голосе и мысленно выстраивал предстоящий доклад у наркома. Стук в дверь отвлек его от этих мыслей. В кабинет вошел Белоусов и доложил о готовности самолета к вылету. Не мешкая, они выехали на аэродром. Фашистская авиация взяла «тайм-аут», и дорога заняла меньше двадцати минут.
Глубокой ночью 26 июля Селивановский и Белоусов заняли места в самолете и вылетели в Москву. Позади осталась полыхающая пожарищами линия фронта. В их багровых отблесках степь, изрезанная противотанковыми рвами и траншеями, напоминала тело человека, изуродованное шрамами. Самолет быстро набрал высоту, прошло несколько минут, и ночной мрак непроницаемым покрывалом укутал землю. Экипаж взял курс на север.