Рожденные Смершем

Оставшись один, он обратился к содержанию предыдущей докладной записки «О положении в частях войсках 51-й армии и серьезных упущениях командования в вопросах боевого управления». После разговора с Белоусовым ему стало очевидно, что эта проблема вышла не только за рамки армии, но и фронта. Как ее расценят в Москве, какие сделают выводы и какие по ним примут решения, он не брался гадать. Но то, что ему придется отвечать головой за каждое слово в докладной, в этом не возникало никаких сомнений.

«Оперативные данные, они и есть оперативные. На тех весах, где будут мерить наши жизни, имеют значение только факты. Факты! Только факты — размышлял Никифоров. — Рапорта начальника штаба армии и начопера — это факт! С ними не поспоришь, профессионалы! Лишь бы Славянский им лишнего не накрутил!»

Вчитываясь в его сообщение и проверяя предыдущий доклад «по серьезным упущениям командования в вопросах боевого управления», Никифоров торопил время. Отведенные им Иванову, Буяновскому и Богданову четыре часа истекали. Напряжение нарастало, чтобы успокоить нервы, он закурил, встал из-за стола, прошелся по кабинету и остановился у окна.

За ним шла незатейливая армейская жизнь, ее не могла остановить даже война. Под навесом у летней печки повар Селантич, ловко орудуя черпаком над котлами с кашей и супом, пытался выстроить в очередь бойцов из роты охраны и водителей. Одни незлобно подшучивали над ним, другие норовили снять «сливки». Его помощница Надя в дальнем конце двора, натянув веревки между деревьями, развешивала сушиться выгоревшие добела гимнастерки. В беседке, ожидая команды на выезд, водители, коротая время, забивали «козла». Оттуда доносился звон костяшек домино и торжествующие возгласы: «рыба», «козел»!

«Живут одним днем. А на войне как иначе? Завтра, Саша, ты опять кого-то не досчитаешься. А может… — об этом Никифоров не хотел даже думать, но сердце напомнило о себе и заныло. — Не распускайся, Саша! Надо действовать! Ну где это запропастился Иванов. Где?..»

Торопливый стук в дверь заставил Никифорова встрепенуться. Он обернулся:

— Войдите!

В кабинет не вошел, а ворвался Иванов. В руке он сжимал свернутые в трубку листы бумаги.

— Ну как?! Как, Леонид?! Они подтверждают сообщение Славянского? — торопил с ответом Никифоров.

— Да! Да! — выпалил Иванов.

— Именно по Гордову?

— Да! Слово в слово, что мне сообщил Славянский!

— Молодец! Молодец, Леня! Давай сюда их рапорты! Давай! — сгорал от нетерпения Никифоров.

Схватив рапорты начальника штаба армии и начальника оперативного отдела, он ринулся к столу, вооружился карандашом и внимательно, строчка за строчкой, вчитывался в них.

Иванов не спускал с него глаз и пытался понять реакцию.

— Все так!.. Один его приказ противоречит другому!.. В обстановку на конкретном участке фронта не вникает!.. С чужим мнением не считается!.. Несем неоправданные потери! Все верно! — срывалось с губ Никифорова.

Прочитав до конца, он поднял голову, долго и внимательно вглядывался в Иванова и затем спросил:

— Леонид, как ты думаешь, если дело дойдет до трибунала, они от своих слов не откажутся?

Иванов не отвел глаз в сторону, не стал мяться и прямо заявил:

— Не должны, Александр Тихонович!

— А с чего такая уверенность?

— Начальник штаба мне так прямо и сказал: Гордов уже два раза отправлял его под трибунал.

— Но не отправил же?

— Да. Но на сегодня, по оценке начштаба, они положили не меньше 40 процентов личного состава, выполняя приказы Гордова. Завтра, как он сказал, уже некем будет воевать. Так что, Александр Тихонович, по словам начштаба, «ему терять больше нечего.

— М-да. А нам-то есть что, — пробормотал Никифоров и, поиграв желваками на скулах, спросил: — Как начштаба оценивает обстановку на нашем участке фронта на текущий момент?

— Извините, Александр Тихонович, как очень хреновую. Фрицы атакуют по четырем направлениям одновременно. Связь с некоторыми дивизиями потеряна. В общем, положение близко…

— В общем, понятно, — буркнул Никифоров и распорядился: — Можешь идти, Леонид, и пригласи ко мне Хрипливую. — Есть, Александр Тихонович! — принял к исполнению Иванов и покинул кабинет.

Через несколько минут в него вошла Хрипливая. Никифоров кивнул на стол для заседаний и принялся надиктовывать ей текст докладной для Селивановского. В конце не удержался от эмоций, и, в последнем предложении он оценил обстановку, сложившуюся на участке обороны 51-й армии, как близкую к критической. В своей оценке Никифоров не ошибся, через нескольких часов она стала катастрофической.

Колонна немецких танков, свыше пятидесяти единиц, смяв на левом фланге оборону частей 51-й армии, вырвалась на степной простор и устремилась к Сталинграду. Остановить этот немецкий танковый каток могли лишь чудо и отсутствие горючего в баках.

О том тяжелейшем положении советских войск под Сталинградом в критические июльские дни 1942 года с болью вспоминал Леонид Георгиевич Иванов.