Рожденные смертью

Снова отличный кадр. Жестокость к животным всегда вызывала у зрителей прилив негативных эмоций. Николай ликовал, ещё больше материала. Если он выберется отсюда живым, его никчёмная мать и идиот-отец наконец поймут, что он не просрал свою жизнь на бесперспективную профессию. Они наконец-то поймут. От съемки его отвлёк звук ломающейся двери. Мертвецы в соседней палате неудержимо рвались на свободу. Их щупальца спокойно проходили сквозь дверь, но они были намертво привязаны к телам, из которых росли. Несколько лиан сформировали нечто, напоминающее голову одновременно насекомого и ящерицы. Эти отвратительные фасеточные глаза смотрели прямо в душу. Тварь облизнула свои жвала.

— Съеби с дороги! — С этими словами Николай с силой толкнул мужа беременной дивахи. Он чуть не уронил свою драгоценную камеру, ее повреждение было для него равносильно отсечению руки. Следом был сильно хромающий охранник, по его лицу было видно, что каждый шаг давался ему с боем, при этом он умудрялся нести женщину, держа ее за руки. За ноги нес длинноволосый. Чёртов мусор, надеюсь, вас сожрут, подумал про себя Николай.

Раздался громкий треск. Обернувшись, душа ушла в пятки, отлетел приличный кусок двери, треск, ещё один. Из образовавшейся дыры показалось лицо Владислава, точнее, то, что от него осталось. Посмотрев на Николая своими глазами, наполненными алой тьмой, он с двойным упорством продолжил ломать дверь. Выбить ее мешали несколько паршивых на вид диванов и несколько стульев, заброшенных на них.

Мочевой пузырь был готов лопнуть. Одежда, пропитанная потом, стала второй кожей. Николай пытался двинуться с места, но всё тело стало как камень. Ещё один кусок двери отлетел, рука Владислава превратилась в окровавленную культю, остатки пальцев висели на лоскутах кожи.

Парни успели скрыться на лестнице, а Николай всё ещё стоял как вкопанный. К Владиславу присоединились остальные члены его новоиспечённой семьи. Им удалось проделать дыру довольно приличных размеров. Первой из неё показалась Диана, она, как гусеница, начала выползать из неё, острые края вонзились в её живот, она, не обращая на это внимания, продолжала свой неуклюжий побег.

Наконец в мозгу Николая что-то щелкнуло, и он, наведя перед собой ничего, ринулся к лестнице. За дверью его ждал неприятный сюрприз. Трупный смрад ударил в нос, а источником ему служило мертвое шествие, поднимавшееся по лестнице. Это был парад разложения, гнили и тления. Отслаивающаяся кожа серого цвета, отваливающиеся ногти, вздутые вены, глаза, замутнённые алой тьмой, черные выпадающие зубы и истлевшая, как и их хозяева, одежда.

Эту процессию возглавляло нечто, уже мало походящее на человека, нельзя было понять, чем оно было при жизни, мужчиной или женщиной, почти вся плоть превратилась в черную пузырящуюся жижу, напоминающую мазут, из одежды присутствовали только штаны или джинсы, они подверглись тому же процессу, что и плоть, поэтому также почти полностью растворились и слились с ней. От лица и глаз ничего не осталось, лишь голый череп с пустыми глазницами, заполненными шевелящейся, дрожащей тьмой, тьмой, смотрящей прямо в душу, разрывая её на бесчисленное множество кусочков и обнажая истинную натуру Николая. Он не был слугой искусства, которым он так себя рьяно мнил, не великим творцом, лишь жалким, самовлюбленным и таким же слепым куском дерьма.

Ветвистые щупальца сформировали вызывающие отвращение руки, которые, как собака-поводырь, тянули мертвеца в сторону Николая, чтобы утащить его в самые темные и глубокие закоулки ада. Тварь раскрыла свою пасть и издала звук столь чудовищный и противоестественный, что ни одно живое существо не должно такое слышать. Оно лишь отдаленно напоминало низкий, хриплый стон, доносящийся откуда-то из глубин влажной земли.

Мочевой пузырь не выдержал, на джинсах с невероятной скоростью разрослось темное пятно. Николай, не задумываясь, швырнул свою драгоценную камеру прямо в лидера орды. От удара и так державшееся на соплях тело развалилось на части, окончательно превратившись в лужу зловонной гнили. Мертвая орда устремилась на обидчика.

Все пути к отступлению были перекрыты, лестница больше напоминала бочку с сельдью, по коридору к нему приближалась чета Водкиных, раскинувшие свои щупальца, словно сети. Под ногами Дианы растекалась огромная лужа крови, её живот шевелился. Метая головой из стороны в сторону, он рванул в единственное доступное место, туалет. Захлопнув за собой дверь, его глаза расширились от ужаса. Унитазы исторгали из себя неисчислимое число крыс или, скорее, то, что раньше было крысами. У большей части шерсть полностью слезла, обнажив раздувающуюся, деформированную, морщинистую плоть. Павел валялся на полу, облепленный ими. Они заползали ему в рот и с невероятной жадностью грызли глаза. Он хоть и был хреновым режиссёром и руководителем, но такой судьбы Николай ему точно не желал. Ангелина, звуковик, жалась на подоконнике, сейчас ее кричащие о крутости и независимости татуировки смотрелись особенно нелепо.