Рожденные убивать

— Да кто бы там ни был. Единственная причина, почему ты все еще ездишь в нью-йоркском метро, это то, что твой приятель прикончит каждого, кто тебя пальцем тронет. Я думаю, он и меня пришил бы, если бы до этого дошло, и я стараюсь быть повежливее, принимая это во внимание. Ну, большую часть доводов. Итак, что я могу для тебя сделать, кроме того, что выпущу отсюда живым?

Я надеялся, что он это ввернул для красного словца. У нас с ним в прошлом были свои счеты. Помнится, он дал мне двадцать четыре часа, чтобы я нашел деньги, которые увел его подручный Тони Сэлли. Деньги я нашел, а Тони прикончили. И я видел, как Аль Зет убивал его. Единственное, что озаботило его, это расход пули. Немало людей Тони полегли тогда в Темной Лощине во многом благодаря усилиям Луиса и моим, но Тони был единственным, кого именно расстреляли. И, поскольку Аль Зет сам прикончил Тони, это отвело обвинения от нас с Луисом. А мы, в свою очередь, помогли ему разобраться с деньгами, которые Тони украл, вернув их с процентами. Словом, мои отношения с Аль Зетом можно было бы определить как непростые, осложненные.

С тех пор старый мафиози следил за моими делами. Он был достаточно осведомлен о них, чтобы вовремя узнать, что я интересуюсь Братством и что каким-то образом человек по имени Падд тоже имел к нему отношение.

— Насколько я припоминаю, — сдержанно начал я, — это ты меня пригласил.

Аль Зет притворился захваченным врасплох.

— В самом деле. Наверное, это была минута слабости, — он немедленно утратил шутливый тон. — Я слышал, ты сунул нос в дела Братства.

— А тебя это с какой стороны может интересовать?

— Меня много что интересует. Как тебе показался мистер Рэйгл?

— Он очень обеспокоен. Ему кажется, что кто-то пытается его убить. Боюсь, ему придется сурово заплатить за свое «искусство».

Он сделал знак двум охранникам. Они вышли из комнаты и закрыли за собой дверь.

Аль Зет встал, подошел к окну, уставился на покупателей-туристов, гуляющих по Ньюбери-стрит, взглядом василиска ощупывая лицо за лицом. Никто не умер.

— Мне нравится эта улица, — произнес он, словно разговаривая сам с собой. Мне нравится, что я могу просто выйти из дома, а вокруг меня будут люди, которые озабочены своими ссудами, ценами на кофейные зерна, не опоздали ли они на поезд. Я прохожу по тротуару и чувствую себя нормальным человеком.

Он повернулся и посмотрел на меня.

— Да, с другой стороны, ты тоже выглядишь как обычный человек. Ты одет как все нормальные люди. Не хуже и не лучше тысячи прохожих на улице. Но ты зашел сюда, и я занервничал. Клянусь, мои ладони вспотели, когда я тебя увидел. Не пойми меня превратно: я уважаю тебя. Может, ты даже мне чем-то симпатичен. Но я вижу тебя, и у меня возникает ощущение надвигающейся гибели, как будто сейчас на меня рухнет потолок. Присутствие твоих ублюдочных киллеров тоже мешает мне заснуть. Я знаю, что у тебя здесь баба, знаю, что ты вчера ужинал с дружками в «Анаго». Кстати, ты заказывал говядину.

— Да, она была хороша.

— Да уж, за тридцать пять баксов была бы она плоха. Про дела говорили или так, поболтали?

— Всего понемногу.

Он кивнул:

— Я так и подумал. Ты хочешь знать, почему я послал к тебе Рэйгла, почему меня интересует этот тип, который называет себя Падд? Может быть, прикидываю, я могу чем-то помочь Чарли Паркеру, чья жизнь превратится в дерьмо, если он там покрутится вокруг?

Я ждал. Я не вполне понимал, к чему он клонит, но этот поворот в теме удивил меня.

— А может, здесь что-то другое, — продолжал он, и тон его голоса слегка изменился. В нем появились стариковские нотки. Аль Зет отвернулся от окна, подошел к дивану и сел рядом со мной. Мне показалось, у него были испуганные глаза.

— Как ты думаешь, один хороший поступок может уравновесить жизнь, полную злых дел? — спросил он.

— Это не мне судить, — ответил я.

— Дипломатичный ответ, но не правдивый. Ты судишь, Паркер. Вот что ты делаешь, и я уважаю твое мнение, как свое. Мы с тобой одной породы, ты и я. Попробуй еще раз.

Я пожал плечами:

— Может быть и так, если это поступок действительно продиктованный раскаянием, но я не знаю, как работают весы Божьего правосудия.

— Ты веришь в спасение?

— Я на него надеюсь.

— Тогда ты должен верить в искупление вины. Искупление — это неотъемлемая составляющая спасения.

Он сложил руки на коленях. У него были очень чистые и очень белые руки, как будто он часами каждый день промывал каждую складочку и трещинку на коже.

— Я старею. Сегодня у могилы я увидел много мертвых мужчин и женщин. Им всем недолго осталось жить. Очень скоро нам всем предстоит Суд, за нами придут. Все, на что мы можем надеяться, это милосердие, и не верится мне, что в другой жизни ты встретишь милосердие, если в этой не проявлял его. А я не человек милосердия, — заключил он, — никогда им не был.

Я ждал, наблюдая, как он крутит обручальное кольцо на пальце. Его жена умерла три года назад, детей у него не было. Интересно, надеялся ли он встретиться с ней в той жизни когда-нибудь.

— Каждый заслуживает шанса поправить свою жизнь, — мягко произнес он. Этот шанс нельзя ни у кого отнять.