Рожденные в пламени

Надевая боевое снаряжение, он поймал себя на том, что мысленно постоянно возвращается к последней встрече с Гором. Прежде всего надо поговорить с Феррусом. Нрав Горгона не сильно отличается от вулканов Медузы, но необходимо направить его ярость в нужное русло еще до столкновения с Гором и остальными мятежниками. В глубокой задумчивости Владыка Змиев почти забыл о Т’келле, но перед уходом все же напомнил ему о порученном задании:

— Но твой примарх повелевает: возьми семь, Отец Кузни. Я отправляюсь на воссоединение с флотом Ферруса. Постарайся закончить до моего возвращения.

Вулкан предчувствовал, что больше они с Т’Келлом не увидятся, но не хотел, чтобы тот это понял.

Глава 1. Сбор гарнизона

В темных глубинах корабельной топки забушевало пламя. Вздыбленные деформированные артефакты казались Т’келлу переломанными пальцами. Языки пламени голодными стервятниками рыскали по бронестеклу, пожирая все, а взамен выплевывая горький едкий дым. Его клубы лишь изредка позволяли увидеть что-либо: оплавившийся, почерневший клинок или осевший остов, не выдержавший колоссального жара печи.

Все горело, и именно Т’келл разжег огонь.

Он глядел вниз со смотровой площадки и плакал.

 Жар пощипывал кожу даже сквозь бронестекло.

— Я словно устроил бойню... — пробормотал он, непроизвольно стискивая пальцами древко громового молота. — Истребил такое великолепие, такую красоту.

В этот момент полномасштабного уничтожения Т’келл остро ощутил жестокое прикосновение поэзии, которую обычно вытесняла из его души логика.

Немногие военачальники могли похвастаться таким безупречным опустошением, а вот он, магистр кузни, ремесленник и творец, совершил это.

Т’келл усмехнулся грустной иронии ситуации.

«Отец Кузни», — напомнил он себе.

— Такое горе, — прошептал он теням, — как будто ты умер еще раз.

Т’келл не был свидетелем гибели примарка, но в своем сердце он знал, что его отец действительно умер.

Говорили, что первым из памяти о недавно умершем стирается голос. Т’келл никогда его не забудет, до самой своей смерти. Последние слова отца врезались в память так же надежно, как почетные шрамы в черную, будто оникс, плоть. Свершилось немыслимое. Остался только пепел.

— Неужели нельзя ничего сберечь, брат?

Он узнал голос Рахза Обека.

В своих раздумьях Т’келл чуть не забыл, что при сожжении творений Вулкана присутствует и Носитель Огня, стоявший рядом с ним на маленькой площадке. Его рельефную броню из зеленого керамита дополнял ярко-красный плащ из шкуры змия. Шлем, пристегнутый ремешком к поясу, венчал темный металлический гребень, деливший его на два равных полушария. Уменьшенная копия гребня — полоска темно-зеленых коротко подстриженных волос — пересекала череп воина. И, как всегда, его лицо хранило суровое выражение. Рахз Обек был стойким как гранит, и это свойство распространялось не только на его действия, но и на эмоции. Заданный им вопрос не содержал ни сожаления, ни просьбы — всего лишь выяснение обстоятельств.

— Этот корабль, где мы находимся, и установленное на нем орудие, — сказал Т’келл, поглядывая на тени под сводчатым потолком. Автоматическая фокусировка его бионического взгляда помогала различать в темноте мельчайшие детали. — И еще пять других артефактов. Всего семь, по одному на каждое из наших царств.

Обек подошел еще на шаг к бронестеклу — единственному, что отделяло его от топки. Прищурив красные глаза, он пытался рассмотреть очертания предметов, которые Т’келлу было поручено уничтожить. Он никогда не видел шедевров Вулкана — даже этот корабль был ему не знаком — и Т’келл решил, что брат-капитаном движет простое любопытство.

В центральной топке «Чаши огня» бушевало адское пламя, красное, как плащ Носителя Огня. Перед его жаром не могло устоять ни одно рукотворное изделие. И Обек, как ни вглядывался, не мог увидеть ничего, кроме почерневшего металла и растущей груды пепла.

— Печально видеть, как сгорают работы отца, но это лучше, чем если бы они попали в руки мятежников.

— Мне он сказал почти то же самое, — ответил Т’келл. — Неудивительно, что он именно тебя поставил во главе... гарнизона.

Обек напрягся от этих слов, чем подтвердил давнишнее подозрение Т’келла. Капитан считал свой пост наказанием, а Прометей, спутник Ноктюрна, где находились космопорт и казармы, — не цитаделью, которую стоило бы защищать ценой жизни, а тюрьмой, где он отбывал пожизненное заключение.

— Хотя, — продолжал Т’келл, не дождавшись ответа, — я догадываюсь, что вы называете себя иначе.

Обек слегка повернулся, и на его драконьих доспехах угрожающе заметались отблески огня.

— Значение имеет лишь одно имя, — после недолгой паузы произнес он.

Т’келл не мог не согласиться:

— Верно.

Огненная буря утихла, оставив только небольшие мерцающие огоньки, рев пламени сменился негромким потрескиванием. Дым затемнил бронестекло, словно стыдясь того, что было сделано. Вернее, уничтожено.

— Ты сказал, что потребуется моя помощь, Отец Кузни? — спросил Обек.

— Таков был его последний приказ перед вылетом к Исствану Пять.