Рожденные в СССР. Пропагандист

Мерзликин замер. Как быстро у них тут все происходит! Только появился, а уже сделано заманчивое предложение, от которого нельзя отказаться. Да кто в здравом уме от такого откажется? Одним прыжком попасть в местную номенклатуру! Анатолий отлично представлял, что в здешнем социуме подобное значит. Такой ход говорит о том, что некто из его предшественников крепко поработал с умами хроноаборигенов. И даже кое-что смог продвинуть в местном истеблишменте. Просто так никто в серьезных структурах не пошевелиться. Значит, в Союзе все-таки стартовали перемены, и они одобрены на самом верху. На миг ему стало жутко.

«Куда ты суешься⁈»

Но затем вернулся охотничий азарт. Это сказывалось влияние молодого и более горячего организма. Да и что, в самом деле, терять? Вторую жизнь? Умирать нестрашно. Страшно как раз жить. Так как он раньше. Ради чего старался и бился? Ради прибыли кучки барыг без совести и чести? Ради колониального правительства, что высасывали соки из России? Нет, после известных событий в стране начали оставлять больше заработанных барышей. Но далеко не все. Хватало их лишь на благополучие столицы. Так что не будем себе врать. Именно здесь ты можешь совершить Великое.

— Я в деле.

Куратор был откровенно рад. Так, что не смог этого скрыть. А свои чувства прятать он умел. Профессионал.

«О как на него нажали!»

Кто-то торопит перемены.

— Тогда на сегодня закончим. В скором времени к вам подъедут люди Оттуда.

Силантьев показал глазами наверх.

— Меня увезут?

Куратор склонил голову, как будто раздумывая, стоит ли говорить следующее.

— Возможно, и не одного. Не от меня зависит.

К обеду на «объект» привезли двух новеньких. Оба выглядели изрядно запуганными и не особо стремились к общению. Поели и исчезли в комнатах. Евдокимов удивился:

— Чего-то это они?

Моисеев был более проницателен:

— Не видишь, попали парни в передрягу. Надо вечером под бутылку разговорить.

— Ты проставляешься?

Илья скривился:

— Если я еврей, то обязательно сквалыга? Ярик, я почти всю жизнь среди русских живу.

Здоровяк примирительно поднял руки:

— Понял, извини. Что у нас есть для мена?

Народ разошелся по комнатам и вскоре разложил на столе разнообразную мелочь из будущего. Сообща было принято решение, что крупные ништяки каждый будет тратить на себя. Что им там в советском будущем грозит, еще неизвестно. А запас ноши не тянет. Поэтому Мерзликин положил на стол случайно затесавшуюся в кармане рубашки тысячную.

— Богато живешь!

— Да что тут на нее купишь?

Рыжий Дмитрий неожиданно встряхнулся:

— В самом деле, Ярослав, что можно купить здесь на тысячу. В смысле местных денег. Ты уже успел что-то узнать.

Евдокимов задумался.

— Я больше мелочью промышлял. Бутылки у бичей отнимал. Грузчиком в магазине за еду поработал, вагоны разгружать пробовал. Там документы не спрашивали. Да все больше по провинциям. Надо было дураку сразу в леспромхозы податься. Там такая глушь, что никто не найдет. Свинтить у кого-нибудь в поезде паспорт, в воде намочить, и на лесопункте где-нибудь поменять. Механики на лесозаготовках вот как нужны! Договорился бы. А так наследил слишком много, меня быстро вычислили.

— Ярик, — с гнусавым прононсом ехидно прокомментировал Моисеев, — я поражен твоими криминальными способностями.

— Не мы такие, жизнь такая. — философски фразой из известного боевика ответил Евдокимов.

— Тебе тут не нравится?

— Клетка есть клетка. Просто я реалист, ребята, — пожал плечами здоровяк. — Вы еще не поняли, что нас из нее до конца жизни не выпустят.

— Только клетка бывает золоченой, да и поводок длиннее. Ты вспомни американских ученых, что атомную бомбу создавали. Но потом ведь они нормально жили.

— Почти нормально. Да и наши гении в «шарашках» институты проходили.

— Ильюша, время такое было. Сам понимаешь.

— Да не должно так с людьми.

Серебров, было вскинулся что-то ответить, но тут же сел обратно. На него грустно оглянулся Евдокимов.

— Мойся прав. Нельзя так с людьми, ребята. Вот моя большая просьба к вам. Вы умнее меня все, далеко пойдете. Сделайте так, чтобы лучшего в СССР стало в разы больше. Того, о чем мы помнили все последующие десятилетия. Не очереди же колбасой нам снились? А честные отношения, тренер в ЖЭКе, игры на безопасной улице до темноты. Вечерние посиделки у подъезда. И по телевизору не про теракты и приключения шлюх, а про хоккей и шахматы.

Моисеев потрясенно уставился на Ярослава:

— Извини, брат, но ты умеешь разжечь сердца. Какой слог! И как ты правильно выразился. Да к черту деньги. Я в той жизни все пытался их заработать и что в итоге? Были ли счастлив? Все мечты о великом изобретении пошли прахом.

— Поэтому себя поедом ел?

Израильтянин кивнул:

— И пить начал. Без мечты нет человека. Это от меня.

Он выложил на стол небольшой магнитик с фотографией.

— Ого, да нас тут на три бутыля хватит!

В этот раз в кабинете «для разговоров» оказался незнакомый мужчина, одетый по-летнему. Светлые штаны, рубашка с короткими рукавами. На загорелом лице резко выделялись голубые глаза и белозубая улыбка.