Рожденный бежать

Во время учебы в дизайнерском колледже при Центре искусств в Пасадене Тед сильно увлекся одной своей сокурсницей по имени Дженни Симидзу. Как-то раз, зайдя к ней в гости, он познакомился с двумя ее новыми друзьями: Чейзом Чэнь, молодым художником из Китая, и его сестрой Джоан. Оба они не слишком хорошо говорили по-английски, и Тед «миропомазал» себя на должность их личного атташе по вопросам культуры. Их дружба каждому из четверки принесла немалую пользу: у Теда появилась аудитория «слушателей поневоле» для изливания на них симфонического потока сознания; на брата и сестру Чэнь обрушился каскад новых слов и выражений, а Дженни смогла немного отдохнуть от ухаживаний Теда. Через несколько лет трое из этой компании приобрели международную известность: Джоан Чэнь стала звездой Голливуда и одной из списка «50 самых красивых людей» по версии журнала People; Чейз — единодушно одобренным критиками портретистом и самым высокооплачиваемым азиатским художником своего поколения; Дженни Симидзу — моделью и одной из самых известных на планете лесбиянок («гомобытовуха тебе имя», по выражению «Розового журнала») благодаря ее любовным интрижкам с Мадонной и Анджелиной Джоли. Правда, ее карьерного взлета, несмотря на татуировку на правом бицепсе Дженни в виде похотливой распаленной девахи, садящейся верхом на пристегивающийся пенис, Тед никогда не видел. Что же касается Теда…

Он сумел стать первым среди тридцати лучших в мире по продолжительности задерживания дыхания.

— Я дотянул свое время до пяти минут пятнадцати секунд, — рассказывал Тед. — Целое лето тренировался в бассейне.

Но, увы, удача в таком деле, как задержка дыхания, — большая ветреница, и вскоре Теда вышибли из категории лучших другие соискатели, больше его поднаторевшие в искусстве вдыхать и выдыхать воздух реже нас, грешных. Думаю, вы согласитесь со мной, что нельзя не посочувствовать бедолаге, пускающему пузыри с мыслями о славе на дне плавательного бассейна своего кузена, тогда как почти каждый из тех, кого он знал, рисовал шедевры, заваливал суперзвезд и красовался на крупных планах у Бернардо Бертолуччи.

Ну а что же тогда худшее? А то, что Тед, задерживающий дыхание, фактически и был Тедом, показывающим все, на что способен. Но, как ни странно, именно это и привлекло Лайзу, женщину, которая стала его женой. Они были соседями в меблированных комнатах, но поскольку Лайза была вышибалой в баре любителей музыки в стиле хеви-метал и возвращалась с работы только в три часа ночи, ее пребывание в обществе Теда ограничивалось сухопутной версией дна плавательного бассейна: приходя с работы домой, она заставала Теда спокойно сидящим за кухонным столом и поглощающим рис с фасолью, уткнув нос в толстый том французской философии. Его жизнеспособность и интеллект давно стали легендой среди соседей: Тед способен был рисовать все утро, кататься на скейтборде весь день и заучивать японские глаголы всю ночь. Он накладывал Лайзе полную тарелку горячей фасоли, а потом» когда его бешеный движок наконец глох, он переставал функционировать и предоставлял Лайзе возможность высказываться. Время от времени он подавал голос, вставляя реплики, говорившие о тонком понимании сути дела, а затем поощрял ее продолжать дальше. Таким Теда мало кто видел, и это было большой их потерей… равно как и его.

Но Чейз Чэнь это усек. Его взгляд художника заметил также скрытую силу в отзвуках урагана по имени Тед. В итоге Чейз специализировался в «резких переходах между солнечным светом и тенью», и Тед всегда в совершенстве осуществлял эти резкие переходы. Чейза очаровывало не действие, а предвкушение, не прыжок балерины, а мгновение до взлета, когда ее сила подобна сжатой пружине и возможно все. Он мог наблюдать то же самое в моменты затишья Теда, ту же самую кипящую на медленном огне энергию и безграничные возможности, и именно в это время Чейз тянулся за своим альбомом для зарисовок. На протяжении многих лет Чейз использовал Теда в качестве модели; некоторые из его лучших работ представляют собой, по сути, портреты Теда, Лайзы и их горячо любимой дочери Оны. Чейз был настолько заворожен миром в представлении Теда, что выпустил целую книгу, в которой не было ничего, кроме портретов Теда и его семьи: Тед и Она, сидящие в тесном стареньком «жуке»… Она, погрузившаяся в чтение книги… Лайза, смотрящая через плечо на Ону, живой продукт солнечного света и тени своего отца.

Однако к тому времени, когда ему вот-вот должно было исполниться сорок, эти четыре десятилетия резких переходов между солнечным светом и тенью не продвинули его дальше камей в шедевре другого человека и гостевой комнаты в бунгало его кузена. Но как раз тогда, когда он, казалось, перешел мост между огромным потенциалом и безрассудно растраченным талантом, произошло нечто чудесное: у него случился прострел.