Рожденный бежать

— Сплошное разочарование: мы повсюду находили предания, — говорил Дэвид Кэррьер. — Метните дротик в карту, и скорее всего вы угодите в место, где бытует легенда об упорной охоте. Их рассказывали племена гошутов и папаго, живущие на американском Западе; те же самые рассказы есть и у живущих в Калахари бушменов, у аборигенов Австралии, воинов-масаи в Кении, индейцев — сери и тараумара — в Мексике. Неприятный момент заключался в том, что эти легенды в лучшем случае прошли через четвертые-пятые руки, а доказательств, подтверждающих их, было не больше, чем доказательств того, что Дэйви Крокетт «завалил себе медведя», когда ему было всего три года.

— Мы не смогли найти никого, кто участвовал бы в охоте преследованием, — говорил Дэвид. — Мы не смогли найти никого, кто хотя бы видел ее.

Нет ничего удивительного в том, что научные круги по-прежнему были настроены скептически. Если теория «бегущего человека» была верна, то по крайней мере один человек из шести миллиардов, живущих на этой планете, должен был бы суметь поймать на ходу добычу. Возможно, мы утратили традицию и необходимость отпала, но должна же у нас сохраниться природная способность: наша ДНК не изменилась за многие века и на 99,9 процента одинакова у всех людей на всем земном шаре, а это значит, что все мы имеем одни и те же стандартные способности, что и любой древний охотник-собиратель. Так как же это получается, что никто из нас не смог поймать вонючего оленишку?

— Вот почему я решил это сделать сам, — рассказал Дэвид. — Будучи студентом последнего курса, я ввязался в соревнования по горному бегу и здорово там повеселился. Поэтому когда встал вопрос, насколько по-разному люди дышат, когда бегут, полагаю, мне было проще понять, как это могло бы повлиять на нас как на вид. Эта мысль показалась мне не такой странной, какой она показалась бы тому, кто носу не высовывал из лаборатории.

Ему не показалось странным даже и то, что если бы он не сумел найти пещерного человека, то сам бы стал тем троглодитом. Летом

1984 года Дэвид уломал своего брата Скотта и внештатного репортера National Public Radio, отправиться в Вайоминг и помочь ему изловить дикую антилопу. Скотт был не слишком хорошим бегуном, но Дэвид, во-первых, пребывал в отличной форме и, во-вторых, испытывал страстное желание обессмертить свое имя в науке. У них с братом, подумал Дэвид, уйдет часа два, не больше, прежде чем доказательства свалятся прямо к их ногам.

— Мы свернули с автомагистрали между штатами, проехали несколько миль по грунтовой дороге и очутились в широкой, ровной, сухой как кость пустыне, заросшей полынью и окруженной высокими горами. Антилоп там было видимо-невидимо.

Скотт впоследствии вот так живописал их приключения для слушателей программы «Такова американская жизнь»:

— Мы остановили машину и начали преследовать сразу троих: самца и двух антилоп-самок. Бежали они очень быстро, но на короткие расстояния, потом останавливались и пялились на нас, пока мы не подходили достаточно близко. Затем снова срывались с места и убегали.

Отлично! Все разыгрывалось в точности так, как предсказывал Дэвид. Антилопам не хватало времени, чтобы охладиться, до того как Дэвид и Скотт снова садились им на хвост. Еще несколько таких пробежек, подумал Дэвид, и он отправится назад с чемоданом, набитым олениной, и убойным видео, чтобы шмякнуть все это прямо на стол доктору Брэмблу. Однако брат его нутром чуял: происходит нечто совсем другое.

— Три антилопы смотрели на меня так, будто точно знали наши намерения, и ни капельки не волновались, — продолжил Скотт.

Ему не потребовалось много времени, чтобы выяснить, почему они были так спокойны перед лицом надвигающейся смертельной опасности. Вместо того чтобы свалиться от изнеможения на землю, антилопы пустились на хитрость: когда они выбивались из сил, то кружным путем возвращались в стадо и прятались там, оставляя Дэвиду и Скотту гадать, какие из антилоп уставшие, а какие — свежи и полны сил.

— Они непрерывно перемещаются и переходят с места на место, — рассказал Скотт. — Там нет отдельных особей, а есть масса, которая «течет» по пустыне, как лужица ртути по глади стекла.