Рожденный бежать

Наверняка многие будут оправдывать проигрыш кенийцам тем, что у них какое-то мутантное мышечное волокно, но вопрос не в том, почему другие люди побежали быстрее, а почему мы стали бегать медленнее. Факты таковы, что американский бег на длинные дистанции вошел в смертельное пике именно тогда, когда в это уравнение вошли деньги. Олимпийские игры распахнули свои двери профессионалам после Игр 1984 года: это означало, что компании, производящие обувь для занятий бегом, могли забирать бегающих на длинные дистанции дикарей из девственной природы и переводить в ряды тех, кого включают в платежную ведомость.

Виджил сумел учуять приближающийся апокалипсис и упорно пытался предупредить о нем своих бегунов. «В вашем сердце — две богини, — твердил он. — Богиня мудрости и богиня богатства. Все считают, что прежде всего нужно разбогатеть, а потом придет мудрость. Поэтому они озабочены лишь погоней за деньгами. Но они ошибаются. Вы должны раскрыть свое сердце богине мудрости, отдать ей всю свою любовь и внимание, а богиня богатства преисполнится ревности и последует за вами». Иными словами, ничего не требуйте от бега — и получите больше, чем можете вообразить.

Виджил не бил себя пяткой в грудь по поводу благородства бедности и не предавался мечтам о монашеском ордене безденежных марафонцев. Знаете, он даже не был уверен, что понимает суть проблемы, не говоря уж о ее решении. Все, чего он хотел, — это найти Прирожденного Бегуна — кого-то, кто бегал бы просто ради удовольствия, как художник во власти вдохновения, — и изучить, как он или она тренировались, жили и мыслили. Каким бы ни был тот образ мыслей, быть может, Виджил сумел бы пересадить его обратно в американскую культуру, как саженец фамильной ценности, и наблюдать, как он опять возвращается в первобытное состояние.

У Виджила уже был отличный прототип. Им стал тот самый чешский солдат, косолапый увалень, бегавший с таким жутким видом, «будто ему только что всадили нож в сердце», как выразился один спортивный комментатор. Но Эмиль Затопек до такой степени любил бегать, что, еще будучи пехотинцем в учебном лагере для новобранцев, как всегда, прихватив с собой карманный фонарик, отправлялся ночью в лес и там бегал.

В своих армейских башмаках. Зимой.

После целого дня строевой подготовки.

Кода снег был слишком глубоким, Затопек не выходил на улицу, а скакал в лохани поверх кучи своего грязного белья и вдобавок к тренировке выносливости получал чисто выстиранное исподнее. И стоило только снегу растаять, Затопек тут же слетал с катушек. Он пробегал четыреста метров так быстро, как только мог, а потом снова и снова, и так раз девяносто, и отдыхал между забегами, пробегая трусцой какие-то несчастные две сотни метров. К моменту окончания тренировки он наматывал более сорока километров в быстром темпе. А на вопрос о скорости он только пожал бы плечами, поскольку время сам себе никогда не засекал. Чтобы как следует раскочегариться, он и его жена Дана придумали забаву с копьем. Они выходили на поле для игры в соккер и там бросали его друг другу через все поле, как некий длинный смертоносный фрисби[29]. Но было одно упражнение, разом объединявшее все, что нравилось Затопеку, и его он предпочитал всем остальным. Наибольшее удовольствие ему доставляли моменты, когда он бежал по лесу в армейских бутсах, а верхом на нем ехала его неизменно любимая жена.

Конечно, это было пустой тратой времени. Эти чехи, надо заметить, весьма походили на бобслейную команду Зимбабве: у них не было ни традиций, ни тренерской школы, ни врожденного таланта и ни малейшего шанса, чтоб победить. Но положение, когда тебя не принимают в расчет, давало свободу. Вот и Затопеку, которому нечего было терять, пришла в голову мысль, а не попытаться ли и ему так или иначе выйти в победители. Возьмем, к примеру, его первый марафон: лучший способ «дорасти» до него — это пробегать длинные «медленные» дистанции, и это известно всем, то есть всем, кроме Эмиля Затопека, который вместо этого раз за разом выдавал стометровочку.

«Я уже умею ходить медленно, — размышлял он, — и думал, дело в том, как ходить быстро». Его ужасный, напоминавший предсмертные судороги стиль был подарком судьбы для журналистов, пишущих о легкой атлетике («Самое безобразное и ужасное зрелище со времен Франкенштейна»; «Он бегает так, словно его следующий шаг станет последним»; «Он похож на человека, борющегося с осьминогом на транспортерной ленте»), но Затопек в ответ только смеялся. «Я недостаточно талантлив, чтобы бегать и улыбаться одновременно, — говаривал он. — Хорошо, что это не фигурное катание. Вы получаете баллы за скорость, но не за стиль».