Рожденный из камня

— Тхожей, предстоит нам тяжкое испытание. Помни, что мы друзья-сотоварищи, помни, что конь есть часть существа всадника: не боится всадник — не боится и конь.

— У нас один путь, одна битва, одна дума, — ответил Тхожей коротко, и короткий ответ коня удесятерил силы всадника. Поскакал Рожденный из камня к Горе Огня, а из сердцевины алой горы прогремел голос. Увидел Сосруко, что сквозь пылающую громаду огня проступает лик еще более огненный, чем сам огонь. То был лик бога огня. Голос бога был громом, а слова — молниями:

— Чего тебе здесь надо, уголек серый, пепел остывший, пыль земная?

Крикнул Сосруко снизу:

— Да вовеки ты не погаснешь, повелитель пламени! А я не уголек, не пепел, не пыль, я — человек. Зовут меня Рожденным из камня. Я тебе не чужой, бог огня. Меня закалил Девет, первый нартский кузнец, а не от тебя ли родила Девета богиня земли? С просьбой я к тебе, всемогущий бог. Говорят, что ты добр, ибо только доброта светится, а ведь ты — свет наших светильников. Говорят, что ты отзывчив, ибо только отзывчивость греет, а ведь ты — тепло наших очагов. Почему же ты отнял у людей огонь? Погасли наши очаги, не кипят наши котлы, темны светильники наши. Мы погибнем, если ты нам не поможешь. Дай огня людям, дай огня!

От слов Сосруко так разгневался бог огня, что не только горы — своды небесные задрожали, и пожар охватил облака, и слова-молнии упали с высоты:

— Ты, значит, Сосруко, тот самый, кто сбил самую яркую мою звезду? Уходи, погибни внизу от холода и голода, ибо не достоин ты даже того, чтобы сгореть в моем огне!

— Согласен, всемогущий бог, виноват я перед тобою, хотя не со злым умыслом сбил я твою звезду, — я только хотел обогреть окоченевших нартов. Я виноват, меня и накажи. Но другие люди ничего дурного не совершили, почему же ты их обрекаешь на смерть? Разве дети кузнеца Девета — не твои потомки? А ведь и они принадлежат к людскому роду. Почему же ты хочешь гибели своих потомков?

— Потому что вы, люди, серая зола, забыли обо мне. Когда ваши треногие столы уставлены яствами и напитками, когда вы поднимаете заздравную чашу, вспоминаете ли вы обо мне? Когда собираете обильное просо, отдаете ли мне часть урожая? Когда идете на рать, делитесь ли вы со мной ратной славой? Смотрю я — всех богов чтите вы: и нашего главу, давно уже почившего от трудов Тха, и дряхлого бога плодородия, и враждебную мне многоречивую богиню воды, и непутевого остророгого бога — покровителя животных, а мною, который нужнее вам всех богов, пренебрегаете вы, — мною, без которого не может жить живущее! Так ступай прочь, развейся, пепел серый, пыль земная!

— Дай огня, всесильный бог, дай огня людям! — не отступал Сосруко. — Не хочешь дать добром, так вступим в поединок. Если победа будет моя, то пусть и огонь будет моим.

— Хорошо, вступим в поединок, — захохотал бог огня. И смех его был громом, и громом загремели железные цепи, которые сами упали с вершины Эльбруса и сами обхватили тело Сосруко. Бог огня спустился вниз, вырвал Сосруко из седла и привязал нарта железными цепями к скале. Решил повелитель пламени: «Голод и жажда будут мучить его, но смерть, боясь моего огня, не приблизится к прикованному к скале. Будут у него и другие муки: пусть погибает этот человек, но, не погибнув, останется. Пусть не будет он в числе живых, но пусть и не числится мертвым».

Сосруко, прикованный богом огня к скале, крикнул Тхожею:

— Беги вниз, верный мой конь, пусть узнают братья-нарты о моей участи!

…Дни и ночи протекли над скалой, к которой прикован был Сосруко. Порою протяжно выли над ним ураганы, порою снегопад обрушивался на него, а иногда над ним Солнце сияло и ласкала его лучистым взглядом милоокая Луна. У подножия скалы плескался ручей, прозрачный, студеный, но и капелькой его влаги не мог утолить свою жажду Сосруко. Полно было ягод в горном лесу, но и малой ягодкой не мог утолить свой голод прикованный к скале нарт. И хотя голод и жажда мучили его, смерть боялась подступиться к нему, ибо ее страшила Гора Огня. И стало так, что и не умер Сосруко, и в числе живых его не было. Только и было нарту радости, что изредка ветер весны дышал ему в лицо или дождь падал ему на губы. Оттуда, сверху, где пылал исполинский костер, ежедневно слетал орел, прислужник бога огня. Орел клевал булатную грудь Сосруко, хотел добраться клювом до сердца Сосруко. Яростно клевал кровожадный хищник грудь нарта, и Сосруко даже иногда жалел, что смерть боится приблизиться к нему, — так страдал Рожденный из камня.

Однажды Сосруко сказал прислужнику бога огня:

— Кто сильнее, ты или я?

— Глуп ты, Сосруко, — ответил орел. — У меня могучие крылья, а ты в цепях. Я лечу над горами, а ты навеки прикован к скале. Я клюю твою грудь, а ты ничего не можешь мне сделать.

— Равен ли ты, орел, каждому орлу?

— Есть орлы послабее меня, а их немало, есть и такие, но их число невелико, чьи крылья мощнее моих.

— У всех ли орлов есть господа?

— Нет, один только я изо всего орлиного рода слуга бога огня.