Рожденный на селедке (СИ)

- Для начала доберемся до замка и вы, миледи, обо всем расскажете королеве. И о троллях, и об этом высерке блудливой сучки, и об ответах, что мы получили. Сдается мне, что отравление не так уж плохо. Куда страшней война, предсказанная лукавым духом, - сказал я.

- А что же с ним? – спросил Софи, кивая на германца, который от расслабления выпустил ветры из мускулистого зада.

- Пусть полежит здесь до утра. Авось найдут его тролли или дикие звери. Пачкать кинжал кровью этого фигляра не шибко и хочется, миледи. А запачкать, стало быть, уподобиться ему. Первый должок заплатил я лукавому, так пусть заберет этого воняющего, гнилоустного осквернителя воздуха к себе в Преисподнюю, - ответил я и поднялся на ноги. – Пора нам идти. Боюсь я встретить дурные вести по возвращению в замок.

- Идем же скорее, - сказала Софи, и мы, оставив связанного Михаэля с поджаренными пятками на милость леса, отправились вдоль мухоморовой тропинки. Теперь провожатый нам был не так уж нужен.

Но утром, когда мы с Софи достигли замковых стен, нас встретили закрытые ворота и слишком серьезные лица солдат на крепостной стене. Они согласились нас впустить только тогда, когда Софи открыла им свою личину, а мое сердце тревожно забилось в ожидании тревожных новостей. И я был прав, когда спешил и несся во весь опор по ночному лесу.

В замке царила необычайная серьезность. Рыцари, прибывшие на турнир, были трезвы и суровы, а их оруженосцы спешно приводили в порядок оружие и доспехи. Турнирные копья были убраны, а им на смену пришли копья с длинным и острым концом, способным пробить любой панцирь. Простой люд, тем временем, варил в котлах смолу и деготь, затаскивал на крепостные стены увесистые камни и колчаны со стрелами. Сердце забилось еще тревожнее, когда к нам буквально подлетел господин Жори. Кастелян был растрепан, испуган, а его щечки не покрывала помадка и румяна. Он смерил нас тяжелым взглядом, обрамленным увесистыми мешками под глазами, а потом вздохнул и покачал головой.

- Что это значит, милорд? Ужель кто умер? – спросил я, с ужасом ожидая его ответа.

- Нет, добрый оруженосец. Но это ненадолго, - ответил кастелян и поманил меня за собой. Однако я уперся, словно тягловой мул, и отказался идти, покуда не получу ответа. Господин Жори вздохнул еще раз и добил меня новостью, которую я очень не хотел слышать. – Война, Матье. Испанцы на пороге.

- Ох, лукавый дух, едрить тя в гузно, - прошептал я, побледнев лицом. – Настал черед второй цены.

* * *

Мне нравилось просвещать Джессику по поводу всяких рыцарских и мужских штучек, а она в ответ милостиво обучала меня женским чарам и секретам. Продуктивное знакомство, что ни говори. Но частенько наши споры переходили незримую грань, и тогда в дело вступала безжалостная логика, в которой Джессика была подкованней меня.

- Нет, Матье. Война это плохо, - покачала она головой, а я поперхнулся восхвалениями рыцарских подвигов на различных войнах. – Я знаю.

- И что ты знаешь? На войнах рыцари доблесть проявляют, за страну сражаются и короля. Ну или королеву, если король умер. А потом возвращаются, овеянные славой, и рожают на радостях детей, потому что половину других рыцарей поубивали, - ответил я.

- Война это плохо, - повторила она, а я замолчал, увидев в её черных, больших глазах давнюю боль. – Ты не знаешь, что это такое.

- Так просвети.

- Хорошо. Война – это трупы. Тысячи тысяч смердящих и раздутых трупов, которые мы, простые люди, должны убирать. Война – это, когда правые бьются с неправыми и умирают. Когда неправые бьются с неправыми, и все равно умирают. Неправые вынуждены сражаться против тех, кто прав, нарушая обеты, потому что тогда они нарушат клятву своему королю, Матье. Война – это голод и распухшие животы. Это ребра и тягучие слюни. Это драка за хлеб и гнилую капусту. А что короли? Они всегда сыты. Их не волнует другое, - тихо сказала она и содрогнулась, вспоминая прошлое. – Я видела это, Матье. Видела, как уходили такие наивные рыцари, а возвращались старики с потухшим взглядом без рук, без ног и без глаз. Война – это битва королей, а не простых людей. И правда здесь размыта. Остается или сражаться за неправду, или бежать, как мы с отцом.

- Прости, красавица, - тихо ответил я, погладив грустную Джессику по спине. – Я буду воевать только за правду.

- Обещаешь?

- Чтоб мне лягушки Джулиуса обглодали до костей.

Часть седьмая.

Явление седьмое. О войнах, службе королеве и жареном цыпленке.

Господин кастелян вел меня мимо хмурых рыцарей в тронный зал. Софи отвалилась где-то по дороге, сказав, что ей нужно привести себя в порядок. Я лишь махнул рукой и двинулся за господином Жори, который тоже был хмур, бледен и его щечки не тряслись, как раньше.