Рожденный ползать, освободите взлетную полосу! часть 2

Война - хороший учитель. Она учит принимать неожиданности как должное. Ты всегда в готовности ответить мгновенно - и даже чуть раньше вопроса. Борттехник обернулся, уже зная, кто у него за спиной. Тот, кто во всем хочет быть первым, просто не мог выбрать другую. А майор был первым во всем - он играл на гитаре и пел, он крутил на своей «двадцатьчетверке» мертвые петли и попадал нурсом в голову врага, вдобавок ко всему он был сильным и красивым. Вот только в шахматах майор споткнулся о борттехника. Это его бесило и заводило одновременно, он считал, что дело не в силе молодого старлея, а в собственной расслабляющей снисходительности. Но мы отвлеклись...

- Мало того, что мы знакомы, товарищ майор, - сказал борттехник, поднимаясь навстречу ей, выходящей из-за кухонной перегородки. - Я с первого дня безнадежно влюблен в нее. Позвольте... - он приложился к ее руке. «Главное, не думать!», - думал он, пребывая в полной растерянности.

- Ну, безнадежная влюбленность позволительна, - самодовольно сказал майор, - а вот любить ее, - извини, брат, это уже полковничья должность!

И он приобнял ее за талию. В момент, когда майорские губы коснулись ее шеи, она взглянула на борттехника, нахмурила брови, погрозила у щеки пальцем, предупреждая. Когда майор отлепил свои губы, снова ушла за кухонную перегородку - «сделаю что-нибудь закусить».

Потом майор и борттехник играли партию. Они старались делать это ежедневно - на стоянке, в бане, в майорском балке - где получалось. Сейчас борттехник играл нервно. «В чем дело? Провокация? Чья? Так, потом так, он - так, я - так. Конь е пять. В чем же дело? Так нельзя притворяться, или я ничего не понимаю в женщинах. А кто сказал, что я в них понимаю? Я так и знал - получи: слон жэ четыре шах... Еще шах! Ишь, побежал... Ну куда, ну куда ты гонишься? Шах!».

Злой борттехник давил. Вдруг майор со словами: «Надо покурить», резко встал и, дернув коленом, сбил позицию. Фигуры посыпались на пол.

- Ой, - сказал майор. - Какая жалость. Такую партию испортил!

- Я восстановлю, - сказал борттехник, расставляя фигуры.

- Конь не здесь стоял, - сказал майор.

- Как не здесь? Он через два хода мат давал.

- Какой, в жопу, мат?

- Ну, знаете, товарищ майор, - сказал борттехник, вставая, - идите вы сами в обозначенное место! Я домой пошел.

- Ладно, не обижайся, пошутил я. Ну, проиграл, знаю. На матче буду внимательней. Что-то ты агрессивен сегодня. Давай по чаю, вон, хозяйка приготовила. У меня икра есть. Красная. И масло...

Но борттехник, сославшись на ранний вылет, ушел.

4.

Утром он не явился на завтрак. Потом пропустил обед. Ему было грустно, и он никак не мог справиться с этой грустью. Он лежал в вертолете, раскатав между дополнительными баками матрас, жевал югославское печенье, запивая ежевичной Доной, курил. Брал карандаш, рисовал в блокноте профили и силуэты, зачеркивал.

Тишину стояночной сиесты вдруг нарушили крики инженера, беготня по железным настилам, вой запускаемой аишки. Улетали какие-то «красные» генералы - две «восьмерки» и пара сопровождающих «мессеров». Борттехник вышел на улицу. На ближней к нему стоянке уже запустилась «двадцатьчетверка» под номером 07. Увидев борттехника, майор в кабине приветственно поднял руку в черной перчатке, улыбнулся. Борттехник помахал в ответ, показал большой палец, и стоял, не пряча лица от секущего песка, пока вертолет майора разворачивался и выруливал, покачивая хвостом.

Они улетели. Борттехник вернулся в салон, захлопнул дверь, и опять растянулся на матрасе, баюкая свою грусть. Из дремы его выбил стук в дверь. Очень легкий стук - это был не грохот инженерского кулака или «московский Спартак» техника звена. Стучали неуверенно, словно боясь, что хозяин окажется дома. Борттехник встал и открыл. Увидел ее, тревожно оглядывающуюся, подал руку, втянул, закрыл дверь на защелку.

Разговор был сбивчивый и недолгий. ...Завтрак - тебя нет, обед - тебя нет, я дура, не думала, что так получится, хотела тебе сказать чуть погодя, уже целый месяц все это, ты не поймешь, - с ним надежно, хорошо, он обещал... Наверное, я жадная дрянь, но время уже кончается, наше время здесь - замена же скоро... Ты не так смотрел, как другие... И он про тебя рассказывал, да местные бабы про вас всех все знают... Я случайно, поверь, - сама не ожидала. Ты так прикоснулся, что... В общем, впутала я тебя...

Еще не поздно, - молча курил он, - ведь ничего не было. Ну, поцеловались, с кем не бывает.

- Ты прав, не нужно этого, - сказала она, не дождавшись от него ни слова. - Я сейчас уйду... Так всем лучше... - Еще помолчали. Вздохнула, одернула юбку. - Ладно, пойду... Скажи только, что там написано про все это? - и она протянула ему руку.

Он взял, всмотрелся в полумраке, подтягивая ее узкую ладонь к узкому свету, водя пальцем, - вот они, две линии рядом, вливаются в линию судьбы, - видишь, одна потолще, другая потоньше... - и заткнулся, ощутив прохладу ее пальцев на своей горячей шее...