— Скажи, Сибилла, на что похожа твоя нынешняя жизнь?
— Будто плыву под толстым стеклом.
— Не понимаю.
— Там, где я нахожусь, покой, Хорхе. Непостижимый, превосходящий понимание мир. Когда-то казалось, что меня треплет великая буря, что жизнь сгорает в лихорадке. Теперь я нахожусь в центре урагана, в глазу этой бури, где царствует вечное безветрие. Я лишь смотрю; меня никто не терзает и не принуждает.
— Но разве не таким путем приходит бесчувствие? Тебе не кажется, что тебя плотно упаковали и спрятали подальше? Разве плыть под стеклом не значит страдать от изоляции? От онемения?
— Тебе может так показаться. Но в моем состоянии нельзя попасть под власть излишнего и необязательного.
— Мне кажется, такое существование ограниченно.
— Меньше, чем могила, Хорхе.
— Я никогда не понимал, зачем ты планировала воскрешение. Ты ведь жила жадно, страстно упивалась каждой минутой. Согласиться на полужизнь, как сейчас…
— Не будь дураком, Хорхе. Быть наполовину живым куда лучше, чем кормить червей. Я была так молода, мне так много оставалось увидеть и сделать.
— Увидеть и сделать, будучи живым наполовину?
— Это твои слова, немой. Я совсем не живая. Не огрызок и не развитие той Сибиллы, которую ты знал. Я другое существо, целиком и полностью. Ни выше, ни ниже старой Сибиллы — просто другая.
— А видишь и чувствуешь — по-другому?
— Совсем по-другому. У меня угол зрения увеличился. Мелочи теперь так и остаются мелочами.
— Можешь привести пример?
— Не хотелось бы. Боюсь, тут нечего объяснять. Умри и будь вместе с нами — поймешь сам.
— Ты знаешь, что я живой?
— Не смеши меня, Хорхе!
— Как здорово, что я еще могу тебя рассмешить.
— Ты так явственно страдаешь. Мне тебя почти жалко. Ладно, спроси меня о чем-нибудь. О чем хочешь.
— Ты могла бы оставить своих компаньонов и жить в большом мире?
— Не задумываюсь.
— Ты обещала ответить!
— Думаю, могла бы. Но зачем? Мой мир здесь.
— Мир? Скорее, гетто.
— Какое слово. Для тебя мой мир — гетто?
— Ты замыкаешься в узком кружке себе подобных. Вы образуете ограниченную субкультуру. Отгораживаетесь стеной жаргона и этикета. Такие вещи делаются, чтобы чужак мог чувствовать себя неловко и неудобно. Чтобы не забыл как-нибудь, что он чужак. Это оборонительное сооружение. Посмотри на хиппи, на черных, на геев. У всех одно и то же.
— Про евреев не забудь.
— Само собой. Как можно забыть про евреев? Особое племенное остроумие, особые праздники, особый язык, чтобы чужим было непонятно. Отличный пример, Сибилла.