Рожденный убивать

В квартире, ставшей последним пристанищем беглеца, проходил обыск. Им руководил лично Хохлов. Один из оперов, порывшись на полке, нашел фотографии на документы.

— Петр Дмитриевич, смотрите. Фотографии на паспорт.

— Фотки и Жилы, и Светы, — удивился Хохлов. — Успели где-то на документы уже сфоткаться, уроды.

— Где? У нас же за него вознаграждение в 300 тысяч объявили. Фотографы что, телек не смотрят?

Из соседней комнаты выглянул другой опер.

— Петр Дмитриевич, мы нашли деньги.

Работа продолжалась всю ночь. Аксенову пришлось почти до утра давать показания — руководство, учитывая масштабы происходящего, уже утром хотела знать все, чтобы сделать официальное заявление.

Вздремнув пару часов на продавленном диванчике в кабинете оперов, Аксенов отправился в СИЗО. Он посчитал, что должен встретиться с Ханыгиным и сообщить ему то, что тот заслуживал услышать. Аксенов знал, что Ханыгин — просто уголовник. Но это был человек, потерявший семью.

— Мы нашли его, Паш.

Ханыгин помолчал. Потом кивнул. Он словно пробовал эту мысль на вкус.

— Где он?

— Мертв.

— Сам себя или…?

— Или.

— Собаке собачья смерть, фиг ли, — помедлив, он добавил: — Спасибо.

На последнем слоге голос Ханыгина предательски дрогнул. И он снова заплакал. Аксенов видел это во второй раз. Почему, он не знал. Может быть, Ханыгин плакал, понимая, что ему самому ничего больше не угрожает. А может — оплакивал наконец отомщенную жену, погибшую ни за что.

За связь с Жилой платили все. И платили кровью.

После обеда Фокин, сдав все отчеты и отписав рапорты, решил выкроить час для важной встречи. Он набрал номер Ефимова.

— Привет, это я. Слышал про вчерашнее?

— Ты про перестрелку? Само собой. Все уже слышали.

— Есть подробности.

— Сергей, я не уверен, что мне это…

— Ефимов, блин, я лично принимал участие! Я тебе такие подробности сообщу, все твои читатели кончат от кайфа.

— Хм, — Ефимов почему-то колебался. — Ну не знаю…

— Ты рехнулся? Это главная новость вообще! Захват заложника был, ты знаешь об этом? Отвечаю, что пресс-служба этого не сообщала!

— Ну ладно. Давай через час на старом месте пересечемся?

Ефимов вел себя слишком пассивно для репортера, который в свое время несколько месяцев подбивал клинья к оперу, чтобы сделать его своим информатором в полиции. Фокин недоумевал — он не мог понять, в чем дело.

Но через час, когда они встретились на улице, все стало ясно.

— Я в Москву уезжаю, — сообщал Ефимов. — На повышение.

— Что? Как? Почему?

— На самом деле… на самом деле благодаря тебе. Эта история с этим отморозком Жилой. Каждый мой материал забирали в центральный выпуск. То есть, он шел на всю страну, а не только в нашем городском номере. Ну и на днях мне позвонили. Сказали, что в отделе расследований нужны такие люди. Я сейчас, короче, чемоданы уже пакую.

— Фига се, — буркнул Фокин. — И что, лавочка прикрыта? Кому мне теперь инфу сливать?

— Ты что-нибудь придумаешь. Ладно, мне пора, Серег. Приятно было иметь с тобой дело. Удачи. Читай прессу!

Хлопнув опера по плечу, Ефимов сел за руль и укатил навсегда.

Подрабатывая агентом журналиста, Фокин имел в месяц дополнительно до 20 тысяч рублей. Благодаря этому почти всю зарплату ему удавалось положить в банк. Последние месяцы Фокин строил большие планы — при таких темпах покупка квартиры становилась все более реальной.

Теперь планы можно было похоронить.

— Урод, — пробурчал Фокин.

Он двинулся по улице, сунув руки в карманы. Правая привычно легла на уютно пристроившийся в кармане кошелек. Фокин проходил мимо продуктового магазина. У дверей он остановился, повинуясь секундной слабости.

А ведь потом ты будешь об этом жалеть, подумал он, колеблясь. Почти две недели… Но эти две недели измотали его полностью. Родители. Вчерашняя бойня. А теперь еще и шабашка, которая накрылась медным тазом.

Фокин вздохнул и вошел в магазин. Когда продавщица дежурно улыбнулась ему, выжидающе глядя на опера, Фокин протянул ей мятую сотку.

— Сигареты и зажигалку, пожалуйста.

Разбитый, до смерти уставший Аксенов приехал домой только к девяти вечера. Он не был здесь со вчерашнего утра. Ольга лежала на диване, тыкая кнопки ноутбука.

— Есть будешь?

— Перекусил на работе, — отозвался Аксенов, садясь рядом. — Наконец-то дома… Как дела?

— Фигово, — эмоционально ответила Ольга. И Аксенов тут же пожалел, что задал свой вопрос. — Ходила я в этот детский сад… Даже пробовать не стоит. Все совсем не так, как говорят. Директриса дура тупая. Она оказывается штрафует воспитателей за каждую мелочь, представляешь? Самодурка вообще. А еще заваливает их дополнительной работой, за которую даже платить не собирается… В общем, мрак. А воспитателей там мало знаешь почему? Да потому что бегут оттуда все! Представляешь?

Аксенов протяжно вздохнул.

— Оль. Я устал как черт. У меня был… не самый легкий день. Ты даже не спросишь, как у меня дела…

— Потому что мне не интересно, что у тебя там в ментуре твоей, — перебила его Ольга. — Я сто лет тебе объясняю, мне вся эта грязь не нужна.